– Стойте, прекратите! Я Гней Сервий-Младший, сын сенатора! Не смейте прикасаться к префекту Рима! Если мы хотим быть центром цивилизации, то должны сами, в первую очередь, жить по законам! Если он виноват, то его надо судить, а если нет, то отпустить.
– Перережьте этим Флавийским простибулам горло. – приказал император, игнорируя речь милеса. – Отдать бы вас в лупанарий, да там тут же вас свои и освободят, к сожалению.
– Не-е-ет! – закричал Сабин и поднявшись хотел было воткнуть кинжал в императора, но преторианцы вовремя остановили его и, не дожидаясь приказа, начали со всех сторон колоть мечами.
Когда его бездыханное тело упало наземь, то ни одного целого места уже не осталось. Аррецина последний раз взглянула на мужа и закрыла глаза, взмолилась, перед тем, как ее также закололи. Сын сенатора попытался с мечом в руках остановить казнь, но и его постигла та же участь.
Из охватившего весь храм огня, осветившего ночью, наверное, весь Рим, стали выбегать милесы, которые так и не нашли другого выхода, и сразу же попадали на растерзание преторианцев и толпы.
– Найдите всех Флавиев! – кричал император. – Всех до единого. Никого не упустите. – огонь осветил зловещее лицо Вителлия, которое на тот момент походило на звериное, нежели на человеческое.
Домициан, до этого момента, не знав куда себя деть и что делать, увидел сторожа храма:
– Я, Домициан Флавий, сын императора Веспасиана Флавия и мне нужно спастись. – пытался произнести он с достоинством, но голос дрожал, а глаза еще не высохли от слез.
– А зачем? Флавии же мятежники.
– Прошу тебя, умоляю! – и глаза снова стали мокрыми. – Ты меня можешь спасти?
– Могу!
– Так спаси. Что мне надо сделать для этого? Стать на колени? – чуть ли уже не рыдая спросил он.
– Ну, что же, Домициан Флавий. Следуй за мной. – страж потайном ходом переправил его в свою превратную кубикулу за храмом и уложил в свою постель. – Надо дождаться утра и тогда будут высоки шансы спастись.
– Благодарю тебя, я этого никогда не забуду. Так ты не за Флавиев?
– Я не за тех, и не за этих. Я охраняю и оберегаю этот святой храм, который преторианцы сегодня уничтожат, и все из-за приказа безбожного Вителлия, да накажут его все боги Рима.
– Значит ты за Флавиев. Мы благородные люди…
– Благородные? Я слышал, как ты ругал своего дядю. Я хотел было всем вам помочь, но незаметно многих не проведешь, да и места тут мало, лишь одного мог, и волею богов попал на тебя. Хотя, лучше бы я спас Сабина.
– Почему лучше? – холодно спросил Домициан.
– Он же воин, храбрец и достойно умрет. Ты же, похож на плачущую девочку, потерявшуюся и молящую о пощаде.
– Осторожно с высказываниями, старик.
– Ты не в том положении, юноша, чтобы угрожать.
– Однажды, я стану императором, и от моего хорошего или плохого мнения о тебе будет зависеть твоя жизнь.
– А ты для начала стань им… да и я могу не дожить до этого. Но если ты станешь императором и придешь сюда, то я первым поцелую твою руку и выскажу все почести.
– Надеюсь, ты доживешь до это времени.
– Зачем?
– Затем, чтобы ты понял, что сделал правильный выбор. Я стану таким императором, что обо мне будут слагать легенды в веках. Я буду императором созидателем, а не разрушителем. И суд мой будет честный и справедливый абсолютно ко всем и не важно кто передо мной, будь то раб или родственник.
– Я знаю, каким ты будешь!
– Откуда?
– Потом скажу. Еще не время. Но я знаю все! Мне все предрекли. И ты не будешь таким, как говоришь сейчас. Точно не будешь, хотя и попытаешься.
Домициан обиженно повернулся на другую сторону, спиной к стражнику.
Виттелий еще до рассвета вернулся во дворец и принялся за трапезу, наблюдая с балкона, как все еще полыхает храм Юпитера Капитолийского. С восходом солнца, до него дошло, наконец, что он натворил, и ринулся исправлять ситуацию. Пытался даже перевалить вину на других. Он созвал совет, где предлагал консулам, сенаторам, советникам и помощникам взять вину о поджоге храма и гибель префекта на себя. Но ни один из совета, естественно, не захотел этого делать. А в сенат, в тот же день, направил предложение, отправить послов и даже весталок для переговоров с Веспасианом.
С рассветом, возле разрушенного храма, собралось много жрецов различных богов, которые молились и оплакивали святыню. Страж, порывшись в спасенных вещах из храма, нашел одеяние служителя Исиды[48]
и, разбудив Домициана, который спал как младенец несмотря на угрозу, дал ему надеть их:– Снимай тунику и надевай на голое тело. Только так тебе поверят, что ты не патриций.
– А есть другие одежды? Мне не нравится, как я выгляжу в них. – разглядывал себя Флавий.
– Выбирать не приходится. Тебе надо незаметно выйти, а не привлекать внимание. Главное голову накрой и иди гордо, но в глаза никому не смотри.
– А как твое имя? Хотя нет, не говори. Я не хочу знать. Иначе это имя будет ассоциироваться у меня с вечной опасностью. Прощай. Может и увидимся когда-нибудь. Во всяком случае, я тебя не забуду никогда и свою награду, ты рано или поздно, получишь.
– Фортуна тебе в помощь, Флавий.