– Все твои старшие братья давно умерли, мой повелитель, – наконец заговорил главный евнух,– после же твоего рождения есть только один отпрыск и тот всего девяти месяцев от роду.
– Его надо немедленно убить, – без колебания, уверенно произнёс молодой султан.
– Мать этого младенца происходит из знатного османского рода, и следовательно ребёнок является чистокровным османом, – предупредил его Мустафа.
– Вот именно поэтому он не должен жить, – вспылил Мехмед, почувствовав в сказанном евнухом намёк на свои христианские корни.
– И запомни, чистокровными бывают только арабские скакуны. К царственным особам это не относится.
Мустафа, который сразу почувствовал угрозу в словах султана, ответил верноподанно:
– Слушаюсь, мой повелитель. Только прошу тебя указать на того, кому ты поручаешь умерщвить младенца, ибо никто не посмеет дотронуться до знатного отпрыска без твоего прямого повеления.
Мустафа несколько озадачил Мехмеда, так как отдать столь жестокое поручение он ему не мог. Баши-евнух дворца – видная фигура, и султан не имеет права поручать ему исполнять столь нелицеприятное дело.
– Это сделает один из моих чаушей, – решил султан и повернулся к своей страже, – вот этот.
Мехмед указал на молодого приземистого парня, который с отсутствующим взглядом стоял у входа в апартаменты. Лицо чауша сначала выразило непонимание, но потом исказилось гримасой человека, которому поручили совершить нечто ужасное. Мустафа сразу же подошёл к нему и, положив руку на плечо, сказал:
– Идём со мной. Ты должен доказать, что готов на всё ради своего султана.
Они поспешно удалились на женскую половину. Главный евнух открыл тяжёлый замок гарема, и они пошли по длинному тёмному коридору. Когда Мустафа дошёл до покоев Гюльбахар и зашёл туда, та кормила ребёнка грудью. Ни о чём не ведающий ребёнок мирно сосал материнское молоко, и от этого блаженства его глаза потихоньку слипались.
Увидев, что с Мустафой в покои зашёл посторонний мужчина с оружием, Гюльбахар сильно встревожилась и вопросительно посмотрела на главного евнуха. Тот, не произнеся ни слова, быстро подошёл к ней и вырвал младенца из её рук. Опешившая женщина вскрикнула и попыталась удержать ребёнка, однако Мустафа, схватив его, спешно увёл из покоев. Мать с криком бросилась за ними, но дорогу ей преградили двое подоспевших евнухов, которые силой заставили её вернуться обратно. Не обращая внимания на истошные крики Гюльбахар, главный евнух понёс ребёнка в детскую купальню и, подойдя к мраморной ванне с водой, приказал чаушу:
– Возьми ребёнка и погрузи в воду.
Чауш стоял остолбеневший, с бледным, как воск, лицом.
– Ты должен утопить младенца. Такова воля султана, – сурово произнёс евнух.
Чауш продолжал стоять в полном оцепенении.
– Если ты этого не сделаешь, тебе отрубят голову, – пригрозил Мустафа, – какой же ты воин, если не можешь справиться даже с младенцем?
Чауш подошёл к ванне и с дрожащими руками взял ребёнка. Дитя проснулось и начало недовольно хныкать. Руки чауша быстро опустили его целиком в холодную воду. Ребёнок сильно вздрогнул, инстинктивно борясь за свою короткую жизнь, но затем размяк и более не дёргался. Когда младенец окончательно задохнулся, Мустафа передал его мёртвое тельце евнухам, а сам вывел полуживого чауша из женской половины дворца. Стараясь хоть как-то привести невольного детоубийцу в чувство, главный евнух сказал тоном философа:
– Девять месяцев ребёнок пребывает в чреве матери, блаженно плавая в воде. После рождения, если его снова опустить в воду, он непременно задохнётся и погибнет. Законы природы крайне противоречивы.
Когда они вернулись обратно, молодой султан в присутствии великого везиря принимал послов из Венеции. Руководил этой посольской делегацией архиепископ болонский Джакопо Чарутти.
Венеция тогда была крупнейшим городом-государством на Средиземноморье и на протяжении многих веков являлась торговым конкурентом Византии. Упадок Восточной Римской империи был очень выгоден для Венеции с чисто экономической точки зрения. Завоевание османами византийских городов проходило с немого согласия Венеции и Генуи. Правители этих городов предоставили полную свободу действий туркам. Архиепископ Джакопо был первым из всех находящихся в столице послов, который прибыл поздравить Мехмеда и отдать соответствующие почести. Венецианцам необходимо было удостовериться, что новый султан не намерен ничего изменять в отношениях их стран. Кроме того, проницательный посол желал в личной беседе составить представление о степени образованности молодого османского повелителя. Он прибыл во дворец с подобающими в таких случаях ценными дарами.
– Мы надеемся, что Венеция как и прежде будет пользоваться всеми торговыми привилегиями, какие были у нее при царствовании великого султана Мурада Второго, да будет благословенно имя его, – начал сразу с самого насущного вопроса архиепископ.
Молодой султан, довольный списком даров, преподнесённых венецианцами, ответил словами из Корана:
– Кто приходит с добром, тому станется ещё лучше. А кто приходит с дурным, его лик будет повергнут в огонь.