Падение Ханабада. Гу-га. Литературные сюжеты.

Пока мы размышляли, что нам делать дальше, женщина приподняла голову. Мутно посмотрев на нас, она выругалась почему-то по-немецки, перевернулась на другой бок и снова захрапела. Все бы ничего, да накануне с нами увязался Гулам Мурлоев, который настойчиво требовал организовать фотоэтюд. У него в связи с правительственным постановлением о свиноводстве был заказ от «Огонька». Долго рассказывать, как, разделившись, мы ловили в тугаях поросенка. Это удалось более ловкому и молодому Вадиму Павловичу, недавнему комсомольскому вожаку где-то в Кузбассе. Гулам суетился, приседая с камерой, отползая, снова вскакивая, а тот держал на вытянутых руках что-то худое, злобное и, действительно, оказавшееся с полосами. По-видимому, это была уже помесь с дикими свиньями. Гулам успел дважды щелкнуть, как вдруг произошло невероятное. Пусть тысячу раз говорят мне, что свинья не может поворачивать головы. Озверелый поросенок вдруг извернулся на полных сто восемьдесят градусов. Раздался истошный человеческий вопль. Вадим Павлович мотал рукой, разбрызгивая кровь во все стороны. Полпальца оказались у него напрочь отхвачены. А брошенный на землю поросенок мгновенно исчез в тугаях. Гулам Мурлоев утешал Вадима Павловича, что снимок получился. Поросенка, правда, придется подретушировать, но тугаи вышли замечательные. В «Огоньке» это любят…

— Ур-ра-а!

Бурля и пенясь, миллион тонн воды сразу ударяет в бархан. Вначале он еще держится, лишь края отслаиваются, с пылью и брызгами рушась в кипящий водоворот. Но вода уже проникла в тысячи сусличьих нор, в многометровые пустоты, образованные корнями древнего, давно превратившегося в прах саксаула. Бархан темнеет, набухает водой и вдруг взрывается тысячелетней пылью, затмевающей солнце. Проходит менее получаса, и от гигантской песчаной горы в миллионы тонн ничего не остается. Вырвавшаяся из-под контроля вода заполняет низину, прорывается в стороны, плещется далеко уже, у других барханов. Там тоже с шумом рушится столетиями слежавшийся песок. В пустыне образуется новое озеро километра два длиной, с неопределенными топкими берегами. А вода просачивается все дальше, вправо и влево от главного русла канала, и вскоре болотистые озера возникают на много километров вокруг…

Сердце мое ликует. Мы стоим рядом с начальником строительства канала — тем самым генерал-майором государственной безопасности и учеником великого американского инженера Дэвиса, которого я три года назад критиковал за отсутствие энтузиазма. Только канал это уже другой. Тот, прежний, где вода должна была течь вверх, законсервировали. А этот, хоть называется «Большим», все же уже не «Великая стройка коммунизма». Начальник строительства теперь уже в гражданском пиджаке, и строители не за колючей проволокой. Это в большинстве своем бывшие зеки, выпущенные досрочно на свободу по «ворошиловскому указу» с правом жить и работать только здесь, на канале.

Я с восторгом пишу о новом, прогрессивном способе строительства канала, когда главным средством производства является вода. Ее накапливают в кулак, потом рушат перемычку, и она сама уже размывает себе путь. Подсчитано, что это втрое дешевле, чем рыть канал экскаваторами, ограничивая берега, и впятеро дешевле, чем уплотнять, а тем более бетонировать его дно. Сама Хандарья с ее бешеным нравом подсказала строителям этот экономный способ, до которого нигде не додумались, даже в Америке.

Правда, находятся люди, извечные консерваторы, которые возражают против передового метода. Говорят о засолении почв и что вода на три четверти пропадает в пустыне. Как будто в Хандарье мало воды. Еще беспокоятся, что целое море может усохнуть, в которое она впадает. Но разве плохо, что тысячи озер появились в сыпучих песках? Тростник там стоит стеной, и даже кабаны появились. Жизнь пришла в пустыню!..

Я твердо решаю писать документальную повесть, главным героем которой станет начальник строительства. Был тот консерватором, а теперь сама наша жизнь заставила его идти в ногу со временем. Совершенно новый способ проложения канала в пустыне заслуживает пропаганды. Когда я говорю об этом с начальником строительства, он почему-то криво усмехнулся. Наверно, забыть не может ту нашу критику…

Там, где будущий канал пересекался железной дорогой, мы увидели множество народа. Люди сидели или лежали на песке, ничего не делая. Это было странное зрелище: солнце в синем небе, пустыня, и полтысячи ничего не делающих людей. Большой рыжий человек, стоя на холме, мял в руке и бросал вниз комочки земли. Это оказался здешний прораб.

— Вода подходит, к празднику кончать надо обводной канал, за мост приниматься, — он говорил каким-то безразличным голосом, не глядя на нас. — Людей уже четыре дня назад привезли, а самосвалов нет. Ничего нет. Даже лопатами не обеспечили…