Падение Левиафана

С каждой минутой, когда "Черный змей" не отвечал и не поворачивал свои диски в погоне, Наоми чувствовала, как страх захвата или уничтожения исчезает, а страх транзита растет. Трудно было поверить, что было время, когда ее жизнь не переходила от одной травмы к другой, как по ступенькам в декоративном саду. Бывали целые десятилетия, когда проезд через кольцевые ворота не вызывал у нее более чем мимолетного беспокойства. Да, если движение было слишком интенсивным, корабль мог уйти в Голландию - тихо исчезнуть из существования неизвестно где и неизвестно куда. Но это была угроза такого же масштаба, как и все остальное. Они могли столкнуться с микрометеором, который сломал бы их привод. Магнитная бутылка могла выйти из строя и выплеснуть реакцию свободного синтеза в корпус корабля. У нее мог случиться инсульт.

Когда-то существовали правила работы врат. Человеческие правила о том, какой транспорт пропускать. Нечеловеческие правила о том, сколько материи и энергии может пройти через них за определенный период времени, не разгневав темных, пожирающих корабли богов.

Теперь все это исчезло.

"Как ты думаешь, сколько кораблей они ищут?" спросил Алекс.

"Ты имеешь в виду, сколько у них кораблей, или сколько из них входит в конкретную группу охотников, которой поручено найти нас?"

Алекс помолчал, затем издал тихий щелкающий звук языком. "Наверное, ни один из этих ответов мне не понравится, не так ли?"

"Как скоро мы достигнем ворот?"

"Если мы не затормозим перед транзитом, то около восемнадцати часов".

Наоми отстегнулась от кушетки и встала. Палуба поднялась под ней, сила тяжести была чуть больше половины g. "Я собираюсь немного отдохнуть. Позвони мне, если кто-то решит нас убить".

"Обязательно", - сказала Алекс, направляясь к лифту. А потом: "Как Джим?".

Наоми оглянулась. Лицо Алекса было окрашено в синий цвет светом экрана. Тонкая белая щетина волос, прилипшая к бокам и затылку, напомнила ей картины снега на богатой земле, а мягкость в его глазах сказала ей, что вопрос на самом деле не был вопросом.

"Да, я знаю", - сказала она. "Но что я могу сделать?"

Она спустилась на командную палубу, прислушиваясь к успокаивающему гулу корабля вокруг себя. После стольких лет, проведенных в тесной компании с роси, она могла судить о здоровье корабля по его звукам. Даже если бы она еще не знала, что они немного разбалансировали привод, она смогла бы уловить это по тому, как бормотали и скрипели палубы.

Когда Джим попал в плен к Лаконии, Наоми оплакивала его. Оплакивала ту версию себя, в которой он был рядом с ней. Когда, вопреки всему, он вернулся, она не была к этому готова. Это было то, на что она не позволяла себе надеяться, и поэтому она не задумывалась о том, как это будет.

Реанимационная кушетка была оборудована для них двоих. При длительных ожогах один из них мог занять одну из запасных кают или - чаще - кушетку на оперативной палубе. Двухместный диван был создан не столько для оптимального функционирования, сколько для качества жизни. Удовольствие просыпаться рядом с кем-то. Близость наблюдать за тем, как они спят, чувствовать их дыхание. Знать на клеточном уровне, что она не одна.

Джим спал, когда она вошла в комнату. Он все еще выглядел худее, чем она помнила его до тюрьмы. До ее изгнания. Возможно, это была лишь седина в волосах, но кожа на веках казалась темнее, чем раньше, как будто на ней были синяки, которые никак не заживут. Даже во сне его тело было жестким, словно он готовился к нападению.

Она сказала себе, что он выздоравливает, и это, вероятно, было правдой. Она чувствовала, как проходящие дни и недели меняют и ее. Позволяя ей немного расшириться в то место, куда у нее не было доступа, пока они были в разлуке. Все было иначе, чем раньше. Бобби больше нет. Кларисса ушла. Амос изменился так, что у нее по коже ползли мурашки, если она позволяла себе думать об этом слишком много. А Тереза и ее собака были здесь, наполовину постоянные пассажиры, наполовину угроза. Несмотря на это, это было ближе к той жизни, которую она вела раньше, чем она имела право ожидать. Версия ее семьи, снова вместе. Иногда это было утешением. Иногда это было просто способом поностальгировать по тому, что не вернулось.

Если бы они могли остановиться, восстановиться, успокоиться, кто знает, что еще они могли бы спасти, но они не могли.

Она легла рядом с ним, положив голову на одну сложенную руку. Джим подвинулся, зевнул, приоткрыл один глаз. Его улыбка была прежней - мальчишеской, яркой, он был рад ее видеть. Это время - подарок, подумала она. И она улыбнулась в ответ.

"Привет, сексуальная леди", - сказал Джим. "Что я пропустил?"

Годы, подумала она. Мы пропустили годы. Вместо правды она улыбнулась.

"Ничего критичного", - сказала она.

"Я действительно хочу замедлить нас", - сказал Алекс.