Падение Твердыни

Француз довольно кивнул, на секунду прикрывая глаза. После боя я заставил их снять доспехи, умыться тёплой водой и переодеться, только после этого предстать перед глазами нашего общего полководца. Старые вассалы Ричарда, слушая возбуждённую речь подростка, также довольно переглядывались и улыбались, изредка хваля своего и чужого принцев. Им нравилось, что у воинственного и непобеждённого в битвах короля, вырос наследник, не боящийся проливать кровь и идти в первых рядах войска. Такому можно было смело приносить оммаж, после смерти короля-отца.

— Витале, ты чего молчишь? — видя, что подростки выдохлись, Ричард повернулся ко мне.

— Да вот думаю, какую пирушку закатить по поводу первого боевого крещения принцев, большую или грандиозную, — с улыбкой ответил я ему.

Он и лорды рассмеялись.

— Грандиозную Витале, — кивнул он твёрдо, — хочу, чтобы оба хорошо запомнили этот день.

— Тогда мне нужно время, — хмыкнул я, лениво поднимаясь со стула, — возвращаемся в город, и встаём лагерем.

— Как скажите сеньор меценат, — Ричард шутливо сделал мне поклон, словно это я был королём, а не он.

Глава 30

25 августа 1204 года от Р.Х., Дамаск

Султан Аль-Адиль I Абу Бакр ибн Айюб, не знал, что делать. Впервые он столкнулся с ситуацией, что дипломатия не решала ничего. Он, осторожный и грамотный политик, за годы своего правления практически вытащил из бедности Сирию и Египет, которыми правил, и впервые восстановил казну, доставшуюся ему от умершего родственника в весьма бедственном состоянии. Только стала ситуация выправляться внутри страны, как сведения от паникующих торговцев, что на султанат движется новая армада западных варваров вызвала беспокойство не у него одного. Страна не была готова к новой войне. Тем более по информации арабских и иудейских торговцев, также боявшихся за свои жизни при захвате городов, как и другие их жители, вместе с привычными их глазу воинами, прибыли новые.

Конные лучники, ранее которых видели только далеко на севере отсюда, поскольку именно эти воины приводили на базары Крыма славянских рабов, которые с радостью покупали арабы. Теперь же, мир словно взбесился, и они высадились вместе с самим королём Англии, имя которого ввергало любого воина Аллаха в трепет, не говоря уже о втором, не менее известном человеке — Венецианце. Даже сам султан знал о его деяниях не понаслышке, а от свидетелей, рассказывающих о том, что видели его в Индии, а также Китае, туда, куда раньше арабов не попадал ни один европеец. Так что наличие огромного войска, ведомого этими двумя известными личностями, заставило султана и его Совет не спать множество ночей.

Следующим большим ударом для него стало то, что от переговоров с ним попросту отказались и послы весьма доходчиво донесли своему повелителю причину этого отказа. Что впоследствии не раз оказывалось правдивым. Города крестоносцами вырезались почти полностью, разграбляя и сжигая всё, до чего могли дотянуться. После их войска оставалась только выжженная земля и тысячи трупов. И это было бы ещё привычно, так они поступали всегда, если бы не китайские страшные трубы, извергающие огонь и разрушающие стены городов быстрее, чем султан завтракал. Эти орудия шайтана, которые советники определили, как китайские поделки, поскольку купцы неоднократно видели, как те использовали похожие в сражениях, привнесли на поля сражений новую тактику и стратегию, от которой было теперь некуда деваться. Города падали один за другим, и как знал султан, крестоносцы в этот момент, когда он совещался с советниками, должны были уже стоять перед Иерусалимом.

Иудейские купцы, вместе с арабскими осаждали его не раз, умоляя помочь, но султан не видел никакого выхода, кроме полного разгрома. Страна и он сам оказались не готовы противостоять ни новым союзникам западных варваров, ни тем страшным орудиям, что привёз из Китая Венецианец. Аль-Адиль поджал губы. Нужно было обращаться к родственникам, если он не хотел, чтобы все завоевания его брата Салах ад-Дина не оказались напрасными.

***

28 августа 1204 года от Р.Х., Иерусалим

— Я не буду делать широкие проёмы, чтобы не разрушить весь город, — продолжал упорствовать я, несмотря на упрямство Ричарда, — не собираюсь становиться крестоносцем, который уничтожил Священный город. Если хотите ваше величество, можете так войти в историю сами.

— Ты слишком много думаешь о том, каким тебя будут помнить потомки, а не современники, Витале, — злился Ричард, приподнимаясь на стременах и показывая лежащий перед нами город.