Падение Ворона

Молот открыл бутылку, глянул на Марусю внимательно, едва заметно усмехнулся, разлил в маленькие граненые стаканы. Каштан пить отказался. Видно нельзя ему пить — должен контролировать, сделает ли Гангрена своё дело, или нет. Хотя, уже кому доверять как не проверенному-перепроверенному Гангрене? Но воровской закон прост: вообще никому доверять нельзя.

— Ну, что? — поднял стограммовый стаканчик, наполненный почти до краёв, Гангрена. — За кого пить? За хозяев-то пить надо, а не получается!

— Я не обижусь, если за меня не выпьете, — сказал Молот.

— За тебя нельзя, — кивнул Гангрена. — И за Ворона нельзя. А вот за Марусю — можно!

— За кого хотите, за того и пейте! — сказала Маруся. — Моё дело — бабье.

— А давайте за Марусю!

Гангрена чокнулся с Мясником, чокнулся с Колхозником и потянулся было к Молоту, но Молот свой стаканчик отвел в сторону.

Три мокродела одним длинным глотком опустошили свои посудины. А Молот пить не стал, поставил стаканчик обратно на стол.

— Что, западло с нами пить? — спросил Гангрена, высасывая соленый помидор.

— Повод не тот, — сказал Молот.

— А чё ж тогда затеяли пьянку? Мы-то не просили… Не просили ведь мы, а, пацаны?

— Не-а, — с набитыми ртами замотали головами Мясник с Колхозником.

И вдруг, на лице Гангрены, вместе с накатившей вмиг бледностью, проступило ужасное понимание.

— Отравили, суки! — вскрикнул он и вскочил.

Каштан дёрнулся и сунул руку за спину. Но в это время Маруся вынула руку из-под фартука, а в ней оказался длинный и острый нож, тот самый, которым она так виртуозно умела пластать мясо. Нож описал полукруг и воткнулся Каштану сверху прямо за левую ключицу, провалившись по самую рукоятку. Как будто на лифте съехал прямо в сердце. Тот уронил взведенный «ТТ», кулем свалился с табуретки, несколько раз дернулся и, скрючившись, затих. Молот с неожиданной ловкостью выхватил свой «браунинг», повел слева направо, но он уже не понадобился. Гангрена схватился за горло и во весь рост упал на землю. Колхозник, который жадно ел котлету, подавился и ткнулся лицом в тарелку. Мясник, не понимая в чём дело, вскочил, но тут же ноги подогнулись, и он упал, присоединившись к своим товарищам.

— Хорошо сработала, Маруся! — сказал Молот, пряча непригодившийся пистолетик.

— А ты говорил — зря я эту бутылку держу, — сказала жена. — Вишь, пригодилась! Это меня Машка Скорохватка научила, у неё несколько раз бывало, когда «заряженная» бутылочка помогала…

— А с этими, что делать будем? — спросил Молот.

— Да сейчас я их брезентом накрою, вроде как мешки с картошкой, а ночью надо будет вниз, в лощину стянуть, да в люк сбросить, — сказала Маруся.

— Зачем возиться? Пусть тут и лежат, прикрой только! — махнул рукой Молот. — Соберись, надо делать ноги. В овраге отсидимся, а ночью уедем в Мурманск. Там есть пара верных корешей… Если живы еще…

— В Мурманск, так в Мурманск! — ответила Маруся. — Все равно тут ловить нечего!

— Ну, принеси тогда чего-нибудь, чтобы я выпить мог за упокой их черных душ! — сказал Молот.

Маруся скрылась в доме и через некоторое время вынесла початую бутылку водки и чистый стакан, сама наполнила его до половины, причем Молот заметил, что руки у нее не дрожат.

Молот поднял водку, подумал, пожевал губами…

— Да нет, не буду я за этих тварей пить! Давай за Константина!

— За Константина и я выпью!

Маруся сбегала ещё за одним стаканом, и, чокнувшись, они выпили за здоровье своего сына.

— Хорошо бы к нему податься, — проговорила она.

— Далеко слишком забрался. Специальные паспорта получать надо. Да и не факт, что выпустят, — мрачно ответил муж.

— Тоже правильно, — покладисто сказала Маруся. Она была хорошей женой и мужу не перечила.

* * *

Ночью на вокзале жизнь кипела, как днём. Люди шныряли туда-сюда по освещённым фонарями платформам под звуки объявлений о прибытии и убытии поездов, металлический лязг сцепок и дверей, скрип тормозов и шипение пневматики. Быстроглазые парни рыскали по залу ожидания, разглядывая вещи дремлющих на деревянных лавках пассажиров, нервно переходили с места на место бомжеватые девицы, которые в табеле жриц любви занимали самую нижнюю ступеньку «вокзальных».

Немолодая пара, не задерживаясь, прошла сквозь зал ожидания и вышла на перрон. Мужчина был в мятых рабочих штанах, военном бушлате цвета хаки, маленькой кепочке-восьмиклинке, в руке он держал небольшой допотопный чемоданчик из обшитой дерматином фанеры с металлическими уголками. На женщине — длинный лапсердак неопределенного цвета, верхняя часть туловища и голова замотаны платком, на плече матерчатая сумка. Для бановых[21] они не представляли интереса, тем не менее и востроглазые пацаны, и размалеванные биксы проводили их острыми взглядами.

Они перешли по деревянному настилу через рельсы к третьему пути. Там уже стоял поезд «Тиходонск — Мурманск». У плацкартного вагона под номером «шесть» ожидали начала посадки не больше десяти человек: курортный сезон давно закончился и отдыхающие на югах успели вернулись в свои палестины…