Напомним, что расцвету масонства как явления эпохи Просвещения способствовал в 1666 году большой лондонский пожар, который уничтожил 80 процентов старого города, включая восемьдесят семь церквей, и столицу нужно было практически построить заново. Это требовало громадных и сконцентрированных усилий со стороны гильдий «практикующих» каменщиков. Таким образом, «практикующее» масонство проникло в общественное сознание, и их мастерство проявилось в таких сооружениях, как собор Святого Павла и дворец Святого Иакова, площадь Пикадилли и Королевская биржа. По мере того как прямо на глазах населения рос город, его архитекторы и строители приобретали невиданное до сих пор уважение, и это уважение отразилось также на «спекулятивном» масонстве, приверженцы которого с готовностью подчеркивали свои связи с «практикующими» братьями. Самой главной фигурой в этой обстановке, вне всякого сомнения, был Кристофер Рен. Говорят, что в 1685 году его избрали Великим Магистром английских масонов. Однако он был не только мыслителем, но и практикующим архитектором. Именно поэтому он стал ключевым звеном, связывающим «спекулятивное» масонство с «практикующими» гильдиями. Таким образом, сразу же после реставрации монархии в философии и религии, в искусстве, науке и, самое главное, в архитектуре для масонства наступило время благоденствия и процветания. С этого момента почти все Великие мастера ложи были герцоги, графы, принцы – будущие английские короли, и это, естественно, привлекало к масонству высшую английскую аристократию и деловые круги. Идущие отсюда пожертвования составили финансовую базу масонства, и это позволило им осуществить одну из своих главных задач – перестройку сознания всего современного им общества. Экономическое влияние Англии на всю Западную Европу в этот период трудно переоценить. Именно промышленная революция, которая явилась результатом слияния научной абстрактной мысли, практикуемой в Научном Королевском обществе, состоящем в основном из масонов, и практической деятельности изобретателей и стала тем архимедовым рычагом, с помощью которого оказалось возможным перевернуть весь старый еще во многом средневековый мир.
Расцветая, масонство само оказывало благотворное и конструктивное влияние на общество. Именно масоны говорили о сочетании разума и веры, делая веру разумной. Англия вырвалась в первые ряды и стала восприниматься как самое прогрессивное общество Запада. А раз так, то именно в масонской идеологии стали находить возможный путь, ведущий к прогрессу. Почему так могло сложиться? Дело в том, что до этого, в эпоху Средневековья, например, Европа существовала под влиянием христианской религии откровения, суть которой лучше всего выражалась во фразе Тертуллиана: «Верую, ибо абсурдно». Но масоны на основе распространенного тогда деизма создали религию философов, считая, что разум нисколько не противоречит вере. Период с 1660-го по 1688 год можно считать золотым веком английского масонства. Оно уже утвердило себя – возможно, даже в большей степени, чем англиканская церковь – как объединяющая сила английского общества. Оно уже начало обеспечивать существование «демократического» форума, где «король и простолюдин», аристократ и мастеровой, интеллектуал и ремесленник могли собираться вместе и в безопасности ложи обсуждать предметы, представляющие взаимный интерес. Этой цели осуществления свободного собрания и был посвящен новый храм – собор Святого Павла в Лондоне. Это и был Храм Духа, в котором отсутствовали все нарочитые атрибуты средневековой мрачной готики. Во всем этом уже ощущалось дыхание грядущей эпохи – эпохи Просвещения с ее веротерпимостью, рационализмом, стремлением к социальным преобразованиям, потому что главным принципом Кристофера Рена была внецерковность при обязательном условии веры в Высшее Существо, познаваемое исключительно рационально, при помощи математики, например. Напомним, что математику Рен считал ключом ко всем проблемам – все сотворенное может быть выражено в числах и, по его словам, «архитектура своим существованием целиком обязана математике».
Этот социальный опыт самой передовой на тот период страны Западной Европы не мог пройти бесследно.