Паб размещался в угловом здании; вход, которым служили большие двойные двери, тоже был с угла. Несколько его посетителей, парами или небольшими группами, курили и выпивали прямо на улице. Я подошла ко входу, но остановилась в нерешительности и, сунув руки в карманы пальто, прислонилась к внешней стене. За последние недели я уже стала привыкать к тому, что выслеживаю мужа, посещающего сомнительные питейные заведения. В запотевшее окно я почти ничего не видела. Попыталась протереть стекло рукавом и поняла, что выставляю себя на посмешище: влага-то осела изнутри. Различала я только клубы сигаретного дыма, стелившегося над темными головами, словно туман над крышами домов, да тихий гомон голосов, похожий на рокот далекого поезда. Шляпы, бакенбарды, дым, скучная, невзрачная одежда.
Голова Томаса торчала выше остальных. Он протиснулся к барной стойке, облокотился на нее, затем повернулся к окну, словно почувствовав, что я рядом. Я нагнулась, цепенея от ужаса, и постаралась не высовываться, прижимаясь спиной к холодной влажной кирпичной стене. Искала глазами переодетых полицейских, которые, по словам политиков, радуясь тому, что зима выдалась теплая, якобы выпивают в пабах вместе с трудовым людом, вместо того чтобы искать Уайтчепелского убийцу.
Несколько минут я была скована страхом, ноги стали ватными, но потом понемногу начала расслабляться. Неужели газеты способны расписать улицы страшнее, чем они есть на самом деле? Лондон хорош уже тем, напомнила я себе, что здесь все заняты собой любимыми и редко обращают внимание на других.
Кто-то дернул меня за рукав пальто. Миленькая невысокая темноволосая девушка с наивным взглядом больших глаз, бочком подобравшись ко мне, теперь пыталась повиснуть на моей руке.
– Уйди, – прошипела я, чтобы голос казался более низким, и высвободила руку.
Глазастая девушка не сдвинулась с места. Лишь смотрела на меня снизу вверх, пытаясь завладеть моими пальцами, и приговаривала воркующим тонким голоском:
– Пойдем! Пойдем со мной! Пойдем! Попробуй меня! – она потянула меня в сторону темного переулка сбоку от таверны.
– Не хочу! – ответила я. – Денег у меня нет.
– Ну и пусть, – она стала тереться о мою левую ногу.
Я не знала, что делать.
– Не надо! Отстань! Прошу тебя, – я оттолкнула ее. Она отступила на шаг, но не ушла.
– Такой симпатичный молодой человек – и отказывается. Идем, не пожалеешь. Я умею ублажать. Тебе понравится.
Она снова принялась тереться об меня, я всюду на себе чувствовала ее руки. Ну и ну! Эта девчонка была еще назойливее, чем мой муж. Нелепая ситуация. Я не знала, как быть – расхохотаться или рявкнуть, чтобы она оставила меня в покое. Я снова оттолкнула ее и пошарила в карманах пальто Томаса. К счастью, нашелся шиллинг, и я бросила его девчонке. Монета упала на тротуар. Пока девчонка поднимала деньги, я ее рассматривала. Она была совсем юная, лет четырнадцати-пятнадцати. Хилая замухрышка.
Выпрямившись, она как-то странно посмотрела на меня.
– А ты ведь не парень, – заявила девчонка, криво усмехнувшись. – Вон какая у тебя кожа – нежная, как попка младенца. – Грязной ладонью она погладила мою щеку. Я отшвырнула от себя ее руку. – Что ж, причуды всякие бывают. Чего ты торчишь возле притона гомиков? Заблудилась, что ли? – и расхохоталась, обнажая зубы – желтые и черные, как клавиши старого пианино.
– Зачем ты этим занимаешься? – спросила я. – Шла бы домой к маме. – Моралистка Сюзанна еще не совсем исчезла.
– Я не шлюха. Живу с мамой. Днем присматриваю за малышами, а по ночам делаю что хочу. Деньги зарабатываю. Потом покупаю пирожки с мясом. За ради пирожков стараюсь! – она снова расхохоталась, клохтая, как старуха.
– Ты сказала «притон гомиков». И что это значит? – спросила я.
Девчонка закатила глаза, опять засмеялась и провела языком по своим черно-желтым зубам.
– Там муж твой? Ну и пусть. И без него можно обойтись, да? Незачем сохнуть от тоски.
Она снова хотела коснуться моего лица, но я поймала ее за запястье. Другой рукой она шарила во втором кармане пальто Томаса.
– Нет там ничего, распутница, – я отпихнула ее руку и плотно запахнула на себе пальто. Отодвинула ее с дороги и пошла в паб.
– Ты ведь вернешься, да? – вдогонку крикнула она. Казалось, девчонка искренне расстроилась, что я бросила ее и исчезла в пабе.
Я бесцеремонно проталкивалась сквозь толпу выпивох, полагая, что так ведут себя мужчины. Хорошо, что я бывала в «Десяти колоколах», хотя, конечно, это был не ахти какой опыт. Паб насквозь провонял дымом, и я забеспокоилась, что миссис Уиггс учует запах табака на одежде Томаса. На полу блестели лужи несвежего пива, на ботинки налипала грязная солома. Горло забивала вонь мужского пота; я старалась подавить тошноту.