Теперь в доме нас осталось трое, три души в чистилище, связанные друг с другом не больше, чем бревна, плывущие по реке. Грядет что-то ужасное, чувствовала я. Удушающее облако заволакивало дом, проникая во все помещения, как зловонный туман, заползавший под входную дверь. Кухарка ушла, найдя другое место в Кенсингтоне; неделю спустя ушла и Сара. Садовник, работавший у нас по выходным вторую и четвертую неделю каждого месяца, просто перестал приходить. Мой дом постепенно закрывался изнутри; те, кто не находился в эпицентре бури, видели ее приближение и спешили отскочить подальше. Осень сменилась зимой, в доме стало темно и холодно; все в нем приобрело какой-то унылый синеватый оттенок. Теперь, когда миссис Уиггс некому было отдавать приказания, дом окутала тишина.
Как-то вечером я нечаянно столкнулась с Томасом на лестничной площадке. При виде друг друга мы встали как вкопанные. Я почему-то замешкалась, и он принял это за приглашение. Улыбнулся. И меня кольнуло чувство вины.
– Как дела, Сюзанна? – спросил Томас.
Я не ответила. Опасалась, что, если пожалею его, часа не пройдет, как окажусь под ним, хотя бы ради создания иллюзии нормальных отношений. Я шмыгнула в свою спальню, заперлась, припала ухом к двери и услышала, как Томас подошел ближе. Я чувствовала, что он стоит за дверью и его лицо находится в нескольких дюймах от моего. Я взялась за ручку двери, она чуть-чуть повернулась: Томас пробовал открыть дверь с внешней стороны. Затаив дыхание, я крепко держала ручку, пока он не оставил попыток войти в спальню и не ушел. Я так и не поняла, что это было. Спектакль? Проверял меня на прочность?
В другой раз мы столкнулись в прихожей. Он собирался уходить. На нем было его длинное синее пальто из шкур тридцати двух волков. Как раз вставало солнце, свет струился в оконца по обе стороны от входной двери. Я смотрела на стройный силуэт мужа в цилиндре, с черным саквояжем, и в этой безликой фигуре узнавала того дьявола, о котором писали газеты. Томас притронулся рукой к цилиндру, пожелал мне доброго утра и ушел.
Мне все время вспоминались слова бабушки, которые теперь я воспринимала как проклятье прошлых поколений. Дурная кровь моего отца – что бы это ни значило – растекается во мне, как деготь, любила повторять она. Я начала верить, что именно дурная кровь, о которой говорила бабушка, и нашла мне мужа-дьявола, что с моей стороны это не был сознательный выбор. Я просто, как животное, подчинилась природному инстинкту, выработанному с доисторических времен. Нашла мужа, которого заслуживала. Если нас обоих вскрыть, из нас хлынет дурная кровь.
Однажды в первых числах ноября я снова услышала голоса возле своей спальни. Я подкралась к двери, вытащила из нее ключ и, опустившись на колени, приникла глазом к замочной скважине. Я разглядела голову и плечи миссис Уиггс, остановившейся на лестнице. Томас стоял на пару ступенек выше, и мне было видно только его туловище, без головы. Миссис Уиггс взирала на Томаса в слепом обожании, в религиозном экстазе, словно это был Сын Божий. С нежностью и любовью, как мне показалось, протянула она руку к его лицу. Томас поднял руку, видимо, для того, чтобы накрыть ее ладонь своей, тоже в знак любви.
Потрясенная, я отпрянула от двери. Сперва меня охватило отвращение, но, взглянув на них еще раз, я поняла, что жест миссис Уиггс выражал не страсть, а материнскую ласку. И все равно. Разве это нормальные отношения между няней и взрослым мужчиной, которого она когда-то нянчила?
Их сильная взаимная привязанность не давала мне покоя. И я нашла себе новое занятие – стала наблюдать за ними, сравнивая их внешние данные. Они оба были высокие, худые, обоим была свойственна торопливая размашистая поступь. Но особенно настораживали их уши: как и у миссис Уиггс, уши у Томаса были маленькие, женские, с крохотными мочками. Я заподозрила, что их связывает кровное родство. Это многое объясняло.
На следующий же день я написала письмо своему поверенному – мистеру Радклиффу. Сообщила, что в скором времени намерена вернуться в Рединг и жить в своем доме, а значит, арендаторов придется выселить. Я планировала устроиться там медсестрой – частным образом или в больницу, хоть в лазарет работного дома. Я могла бы изготовить поддельное рекомендательное письмо, но, может, этого и не потребуется. Не исключено, что Матрона не откажется дать мне рекомендацию, ведь со времени моего увольнения миновало несколько месяцев. Я решила, что комнаты второго этажа сдам жильцам, а сама займу нижний, как домовладелица. Я отправила это письмо.