– Прислуга сбежала, Сюзанна. Помнишь, как ты их напугала? Успокойся, прошу тебя… – Его лицо – с обвислой кожей, будто морда кровяной гончей – сверху надвигалось на меня, как тогда в карете, в ночь, когда убили Энни Чапмэн. Как лицо мужика с золотым зубом. Я пыталась вспомнить все детали, все даты: те ночи, когда он исчезал; каждое убийство. Чтобы позже изложить все факты тому, кто согласится меня выслушать.
Резиновой трубкой мне туго перетянули руку. Сидя на мне верхом, Томас рявкающим тоном отдавал указания миссис Уиггс. Препарат, что мне насильно вводили, попал в кровь, и я ощутила сильное давление в затылке. Казалось, глаза вылезут из орбит. В голове зашумело, лицо, словно мокрая тряпка, накрыла удушающая темнота. Все очертания смягчились, слились в единое пушистое облако.
– Лечить тебя лучше уколами, Сюзанна. Расслабься и наслаждайся.
Их лица деформировались в расплывчатые бугры, силуэты разжижались, растворяясь в воздухе. Я упала на спину, глубже провалилась в кровать, потом – в пол. Тело отяжелело, налилось свинцом.
Теряя сознание, я услышала, как миссис Уиггс спросила у Томаса:
– Это действительно так уж необходимо?
Миссис Уиггс одурманивала меня по нескольку раз в день, и делала это отвратительно. Руки ее тряслись, она действовала грубо и нерешительно. Мои верхние конечности от плеча до запястья почернели от синяков. Каждый раз я предлагала ей для увечья еще нетронутый участок тела. Она поначалу мне не доверяла, подозревала, что я, обладая профессиональными навыками медсестры, пытаюсь ее обмануть. Но через несколько дней поняла, что я искренне пытаюсь избавить себя от боли, а ее – от лишних хлопот. Ее потуги были мучительны и для нее самой, и для меня.
Однажды я вызвалась сама ввести себе инъекцию, под ее надзором. После минутного колебания она освободила мне руки и стала наблюдать, как я впрыскиваю препарат в мышцу бедра. Потом она уже и вовсе не привязывала мои запястья, только с лодыжек ремни не снимала. Я по-прежнему была ограничена в движениях, не могла далеко оторваться от кровати или сбежать. Чтобы справить нужду в стоящий на полу горшок, мне приходилось садиться на корточки на самом краю постели. Миссис Уиггс страдала от моего унижения больше, чем я сама. Но со мной в этой спальне много раз обращались не лучше, чем с животным, так с какой стати стыдиться того, что я облегчаюсь в горшок при посторонних?
Вводимая под мышцу инъекция настойки опия сначала производила отупляющий эффект, но ее воздействие быстро проходило. Благодаря моей тайной привычке организм выработал устойчивость к наркотику. Я ждала этих инъекций: они развеивали скуку и защищали меня от тирании моих собственных изматывающих мыслей. Я была смирной, спокойной, послушной, что миссис Уиггс, я уверена, относила за счет дурманящих препаратов. Однако спустя несколько дней мое сознание было уже куда более ясным и цепким, чем она полагала. И это было мое единственное преимущество. Я подумывала о том, чтобы закатить Томасу скандал, когда он появится, но понимала, что в конечном итоге ничего этим не добьюсь – как бы хуже не сделать.
Я копила силы к тому моменту, когда предстану перед кем-то, кто не находится под его влиянием. Мне придется очень осторожно подбирать слова, чтобы ни одно из них нельзя было использовать против меня. Конечно, я не стану упоминать, что мой муж и есть Уайтчепелский убийца, что у Мейбл вырезали матку с плодом и поместили в стеклянный сосуд, что я повздорила с миссис Уиггс из-за какой-то расчески. Да, подтвержу я, убийства проституток вызывают у меня интерес, но, спрошу я у врача, который будет беседовать со мной, разве его жена не читает газет? Разве его дочери не ходили смотреть, где были совершены эти преступления? Если меня намерены упрятать в лечебницу для умалишенных лишь за то, что я проявляю интерес к убийствам проституток, тогда придется направить туда же половину женского населения Лондона. Правда, у Томаса есть связи; он ведь как-никак врач, работает в больнице. Миссис Уиггс служит у Ланкастеров многие годы. А я кто такая? Кто-нибудь вообще слышал обо мне?
После того первого утра Томас не показывался много дней, но потом как-то явился и, не заходя в комнату, через приотворенную дверь сказал миссис Уиггс, чтобы она уменьшила дозировку наркотиков: я должна быть в сознании, когда доктор Шивершев придет оценивать мое состояние.
– Он не подпишет заключение, если поймет, что мы накачиваем ее наркотиками, – услышала я. – С ним просто так не договоришься. Упрется – с места не сдвинешь. Он ведь у нас один из избранных. Начнет строить из себя благочестивого, на сраной козе не подъедешь. Но я постараюсь его убедить, а ты позаботься о том, чтобы она была в сознании.