Доктор Шивершев смотрел на экспонат как на произведение искусства. Он искренне считал, что этот образец прекрасен. Глаза его светились благоговением. Таким я его еще не видела. А мне самой было дурно. Тошнило так, что словами не передать. Мейбл была примерно на таком сроке беременности, когда я отправила ее на аборт. Возможно ли, что сейчас мы восхищались младенцем, удаленным из чрева Мейбл? От этой ужасающей мысли меня стала бить дрожь. Неужели я настолько далека от реальности, что самолично доставила Мейбл в руки того, кто вырезал у нее внутренние органы? Неужели? В голове стоял туман. Я просто была не в состоянии думать и рассуждать здраво.
– Где вы это взяли? – спросила я.
– У дельца в одной кофейне. В таких заведениях черта можно купить. Вы не поверите.
– Почему же, доктор? Верю. – Я обвела взглядом остальные полки. В сосудах, что на них стояли, хранились различные органы в разрезе, части тела, вены и артерии, заполненные воском, – буквально все, что можно извлечь из человеческого организма. Пугающие экспонаты, неподвижные и безмолвные, как теперь мои женщины. Но ведь некогда они принадлежали живым существам, которые к чему-то стремились, чего-то боялись. – Чем же эти органы вас так завораживают? Вы ведь наверняка видели множество вскрытых трупов. Зачем это коллекционировать?
– Скажите, в детстве, если вам случалось найти труп животного, разве вы не тыкали в него палкой? – спросил доктор Шивершев, едва я умолкла. Он посмотрел на меня с улыбкой. – Готов поспорить, что тыкали, миссис Ланкастер.
– Да, конечно.
– А теперь ответьте, что побуждало вас тыкать, разглядывать, переворачивать труп, смотреть, что у него внутри?
– Любопытство, интерес, желание понять…
– Вот видите, – перебил он меня. – Вам хотелось понять. А понимание – это знание. А знание, миссис Ланкастер, – это прогресс, хотя поначалу не всегда ясно, зачем оно нам. На первый взгляд кажется, что это абсурдно, аморально, извращение в чистом виде. Трудно вообразить, куда вас заведет любопытство и интерес, но вам все равно хочется узнать, что находится внутри, вы стремитесь понять, получить новую информацию.
Я подумала про свои мрачные сочинения о последних мгновениях жизни убитых женщин и предположила, что доктором Шивершевым движут те же порывы, что и мной. Исполнение разное, но побудительные мотивы в основе своей одинаковые.
– А почему у нас возникает желание понять, миссис Ланкастер? – развивал он свою мысль.
– Не знаю. Я… полагаю, из неких эгоистических побуждений. Может быть, чтобы чувствовать себя более уверенной… в чем-то.
– А по-моему, для того, чтобы уметь противостоять.
– Чему?
– Точно не знаю. А вы?
– Я – тем более.
– Ну, если поймете, поделитесь своими догадками со мной, прошу вас. Я расскажу другим, и тогда мы сможем выяснить, в чем тут дело, сможем забыть о бедах, кровопролитии и страданиях, которые Бог упорно на нас насылает, и заживем в полном блаженстве.
– Она умерла? – спросила я.
– Кто?
– Женщина, что вынашивала плод.
– Да, разумеется, – он рассмеялся. – Здесь же вся матка целиком, – он постучал по стеклу. – А вот эта часть – шейка; ответвляется, будто сук дерева.
– Как умерла эта женщина?
– Понятия не имею. Матку удалили при вскрытии. Но мне как раз таки не ее жалко.
– Почему? – осведомилась я, шокированная его бездушностью.
– Я жалею человека, который в один день потерял жену и ребенка. Ну всё, миссис Ланкастер. Мне действительно пора.
28
На улице, после того как доктор Шивершев поспешил выпроводить меня из своего дома, ужас и смятение охватили меня с новой силой. Голова раскалывалась. Мне не терпелось поскорее добраться до дома, запереться в своей спальне, выпить настойки опия и лечь в постель, но, взглянув на свои ладони, я устыдилась себя. Как можно было так забыться? До крови расчесала руки и даже не заметила.
Я шагала по улице. В мыслях царила полнейшая неразбериха. Все нити спутались, я не знала, за какой конец потянуть, чтобы распутать клубок загадок. Если тот экспонат с чердака Томаса перекочевал в кабинет доктора Шивершева, значит, моего мужа и моего личного доктора связывают некие отношения.
Я шла и шла, пока не оказалась у врачебного кабинета Томаса на Харли-стрит, расположенного на некотором удалении от дома доктора Шивершева. Я позвонила в дверь. Ко мне вышел молодой клерк в очках. Я спросила, на работе ли сегодня доктор Ланкастер.
– Боюсь, что нет. Вы на прием? – осведомился он.
Я покачала головой.
– Не угодно ли записаться к кому-то другому из наших врачей?
– А где доктор Ланкастер?
– Простите, но он здесь больше не работает. Если вам нужен именно он, попробуйте поискать его в Лондонской больнице. Говорят, там он еще бывает – иногда.