Падшие люди

Когда я отдавала ему перчатку, наши взгляды встретились. Он смотрел на меня с тем же выражением на лице, что и его экономка. Я сделала вид, что не заметила. Мне было странно, что я нахожусь вне своей спальни, что я попала во внешний мир. Очень непривычно. Мы оба стояли, держась за черную перчатку, пока я не сообразила, что должна ее выпустить. Думаю, возможно, в этот момент мы вспоминали нашу случайную встречу в «Десяти колоколах». Разумеется, ни он, ни я упоминать об этом не стали, поскольку не смогли бы представить друг другу убедительных объяснений. И мы предпочли притвориться, будто той встречи не было вовсе. В конце концов, такое поведение – важнейшая часть нашей культуры: мы обязаны понимать, когда от нас ждут, что мы проигнорируем вопиюще очевидное и из вежливости сделаем вид, будто все так, как должно быть.

Доктор Шивершев спросил, откуда у меня на голове шишка, и подался вперед всем телом, выражая свою готовность слушать и заодно рассматривая мои синяки и ушибы в разной стадии заживления. Я не стала ходить вокруг да около.

– Наша экономка столкнула меня с лестницы. Доктор, я сразу перейду к делу. Наверно, вам кажется, что я не в себе. Извините. Я просто опасаюсь за свою жизнь. Не хотелось бы вас обременять, но мне больше не к кому обратиться. В этом смысле вам не повезло. С тех пор как я вышла замуж, вы – единственный человек, с кем мне случалось общаться вне стен того дома, где я теперь живу, поэтому, боюсь, я вынуждена довериться вам. Прошу вас, запишите все то, что я расскажу; иначе, если со мной что случится, никто ничего не узнает. А так останется запись этой беседы и вы будете свидетелем.

Я завладела его вниманием. Он кивнул, потом взял чистый лист бумаги, ручку и жестом велел мне продолжать.

Я поведала про все, что предшествовало моему сегодняшнему появлению в его кабинете. Про то, как сильно изменился Томас после женитьбы. Откуда на самом деле у меня рубец на голове. Объяснила, что в первый раз я солгала, дабы выгородить мужа и избавить себя от неловкости. Я даже поверила ему, что Томас однажды вернулся домой в крови с ног до головы. Кровь алела на его руках, на пальто, на рубашке.

– Он объяснил, что произошло?

– Нет. Сказал только, что подрался с человеком, задолжавшим ему денег.

Я захлебывалась словами, хаотично вываливая свои беды доктору Шивершеву. Он быстро черкал на листе, пытаясь записывать мою бессвязную речь. Я рассказала про то, как мы поругались и Томас избил меня после посещения «Кафе Руаяль», а потом надолго исчез и когда наконец вернулся домой, плакал, как ребенок, ищущий утешения, и нес какую-то околесицу про женщину на чердаке.

– Простите, что это за женщина? Я не совсем понимаю… У вас на чердаке живет женщина? – уточнил доктор Шивершев.

– Вовсе нет, – я снова принялась объяснять, на этот раз более обстоятельно, про чердак, манекен и подвеску в форме сердечка. – И теперь я уверена: то ожерелье до меня принадлежало кому-то еще. На нем царапины, а в сам медальон вставлен оливин, а в «Кафе Руаяль» женщина сказала…

– Простите, я запутался. Какая женщина? Та, что на чердаке, или еще какая-то в «Кафе Руаяль»?

– Когда мы уходили из ресторана, Томас столкнулся с одним джентльменом – высоким, с седыми бакенбардами и медалями на лацкане. И тот джентльмен расстроил Томаса, сказав, что он приобретает репутацию… В общем, не важно. А супруга того джентльмена обратила внимание на мое ожерелье и решила, что у меня недавно был день рождения, поскольку оливин – оберег тех, кто родился в августе.

– Поверю вам на слово… совсем в этом не разбираюсь. Вы упомянули, что доктор Ланкастер пришел в крайнее возбуждение после разговора с этим джентльменом… с тем, у которого медали. Чем тот его расстроил?

– Якобы он слышал нелестные отзывы о Томасе, и Томас забеспокоился, что это отразится на той его, другой работе, которую он выполняет в составе какой-то группы врачей. По его словам, это некий хорошо финансируемый проект, более доходный, чем частная практика. На него он и ссылается, объясняя свои длительные отлучки, но я ему не верю. Доктор Шивершев, мне страшно. Я вышла замуж за опасного человека. Возможно, он сотворил нечто ужасное с женщинами, которым принадлежала та одежда.

– Не волнуйтесь, миссис Ланкастер, я вас внимательно слушаю. Здесь вы в безопасности. Продолжайте, прошу вас.

Я объяснила, как, спускаясь по лестнице, я увидела расческу, которая мне очень дорога. Однако факты и свои суждения я излагала не по порядку, так что по ходу рассказа терялся смысл. Доктор Шивершев просил, чтобы я говорила медленнее, кое-что уточнял. Я сознавала, что возбуждена, даже на грани истерики, но у меня ни разу не создалось впечатления, что он мне не верит. Я чувствовала, что поступаю правильно, рассказывая ему все без утайки.

– Она специально положила туда расческу, чтобы я за ней нагнулась, а потом столкнула меня с лестницы.

– Вы считаете, что вас пыталась убить эта… миссис Уиггс, экономка?