Все еще держа в одной руке мокрую салфетку, она смотрела на меня – хватило же наглости! – как на чокнутую. В своем арсенале миссис Уиггс имела два выражения лица: спесивой совы и испуганной лошади. И то, и другое вызывало у меня одно желание – влепить ей смачную затрещину. Сейчас она изображала испуганную лошадь: голова ее затряслась; из глаз, казалось, вот-вот брызнут слезы. Она сказала, что мне это, вероятно, приснилось или вообще попросту привиделось, что я во сне гуляла по дому и свалилась с лестницы. Ведь у меня уже бывали обмороки. Так она попыталась замять инцидент.
Я знаю, что это были вы, без обиняков заявила я ей, и сделали это умышленно, потому что мне известна ваша тайна. Она изобразила потрясение, что меня разъярило. Как будто я нагадила на ковер и теперь прошу ее отведать дерьма. Они бросилась вверх по лестнице, цепляясь за свою ночную сорочку, словно ребенок. Я откинулась в кресле, чувствуя знакомые спазмы в животе. Приподняв на себе рубашку, увидела на внутренней стороне бедер ярко-красные пятна и поняла, что у меня пошла кровь. Возможно, во мне все-таки зрело что-то живое, пострадавшее во время моего падения, но с уверенностью утверждать невозможно: с тех пор, как я вышла замуж, в моих месячных циклах наблюдался сбой. Миссис Уиггс добилась своего: в ее доме не появится новых нежеланных обитателей.
Вернулась она уже в облике совы: темно-серое платье; волосы стянуты в тугой пучок на затылке; в лице – самодовольство. Шла на два шага позади Томаса. Мой муж выглядел ужасно, куда хуже меня. Отрывистым тоном я велела экономке оставить нас и, как только она удалилась, не колеблясь сказала ему, что не желаю больше видеть миссис Уиггс, что он должен ее уволить, отправить назад в Аббингдейл-Холл, куда угодно, мне все равно, лишь бы она покинула наш дом.
Томас оторопел. Рухнул в кресло и схватился за голову, запустив в грязные черные волосы свои длинные пальцы, похожие на кривые шпильки. Я объяснила ему, что случилось. Он грубо захохотал. Видимо, еще не протрезвел.
– Зачем миссис Уиггс понадобилось толкать тебя с лестницы? – спросил он, когда наконец перестал смеяться.
– Она меня ненавидит, возненавидела с первой минуты. Считает, что я тебе не пара.
Томас снова захохотал. Но потом смех его оборвался, он помрачнел и глубже погрузился в кресло.
– Если б ты только знала… – начал он, потирая подбородок, оттягивая вниз кожу лица, так что мне видна была красная изнанка нижних век. – Если б ты только знала, какая сейчас… непростая ситуация. Чапмэн, на меня столько всего навалилось. Мне нужна понятливая, терпеливая жена. Ты уж постарайся. Вот честное слово, мне сейчас не до таких пустяков, как неутихающая вражда между моей женой и моей экономкой. Очень тебя прошу, попробуй поладить с ней – это важно. Если б ты знала… все тонкости того, с чем мне приходится иметь дело, ты бы поняла.
– Так расскажи, Томас. Для начала объясни, где ты пропадаешь.
– Не могу.
– Тогда я требую, чтобы она ушла.
– Ради всего святого! – вскричал он, вскакивая с кресла. И снова затопал по столовой. Потом остановился и со злостью нацелил мне в лицо дрожащий палец. – Ты серьезно считаешь, что миссис Уиггс украла чертову расческу и… положила эту… расческу у самого края лестницы, чтобы столкнуть тебя? Чапмэн, есть куда более легкие способы убийства.
– О? И какие же?
– Сюзанна, ты вообще слышишь, что за бред ты несешь?
– Может, по-твоему, я и бред несу, но это правда.
Мириться с моей несговорчивостью он не желал. Начал разглагольствовать про ту свою «другую работу», про то, как он устает, что сейчас ему это совершенно ни к чему – и снова: ему нельзя отвлекаться, все это пустяки, он не верит. Я спросила, что же так сильно его гнетет. Он заявил, что я все равно не пойму.
– Поверь, лучше тебе не знать. Порой я и сам жалею, что ввязался во все это.
– Это как-то связано с той женщиной на чердаке? – сдуру брякнула я и тут же сообразила, что спровоцировала его. У меня зазвенели нервы. Словно я плеснула ему в лицо ведро холодной воды.
– Что?
– Ты не помнишь, что сказал мне ночью? – улыбнулась я.
– Что… что я тебе сказал?
– Неважно. Уверена, это пустяки. Так ты уволишь ее?
Томас похлопал себя по брюкам и в панике стал озираться по сторонам. Щеки его раскраснелись, от этого казалось, что его бледное потное лицо покрыто пятнами. Взгляд Томаса метался по комнате. Он судорожно пытался вспомнить, куда подевал свой ключ от чердака. В карманах брюк он его не нашел. Думаю, мой муж также вряд ли помнил, что он мочился в штаны.
– Где он? – Томас буравил меня сердитым взглядом.
– Не знаю, – солгала я.
Он остановился передо мной, дыша на меня перегаром. Я отвернулась, но он схватил меня за подбородок, пальцами впиваясь в щеку, и заставил смотреть на него. Увидев шишку у меня на лбу, расхохотался.
– Знатный у тебя бугор, Сюзанна. Итак, где ключ?
Я приблизила к нему свое лицо, нос к носу, и шепотом отчеканила:
– Откуда. Я. Знаю?
– Тупая сука. – Ладонью накрыв мое лицо, он отпихнул меня в кресло и пошел из столовой.
– Так ты уволишь ее или нет? – крикнула я ему вдогонку.