Падшие люди

– Какая женщина, Томас? – шепотом спросила я, приблизив губы к его уху. Положила руку, мокрую от его мочи, на голую грудь мужа, затеребила его. – Расскажи про эту женщину. Кто она?

На мгновение мне подумалось, что он сознается в уайтчепелских убийствах, если удастся его разговорить.

А он все повторял одно и то же, болтал еще что-то невразумительное.

– Не понимаю, – сказала я. – Ты имеешь в виду тех женщин, да, Томас? Про тех женщин говоришь? Что с ними случилось? Что ты натворил?

Я зажала его голову между ладонями, но она все равно безвольно заваливалась набок. Глаза – словно белые щепки, из приоткрытого рта текут слюни. Я похлопала Томаса по щеке, пытаясь привести его в чувство, а он перевернулся на другой бок и захрапел.

Я вытянула его ноги, стащила с него туфли и по одной со стуком бросила на пол, с высоты, чтобы он проснулся, но Томас ничего не слышал. Я даже подумала, а не задушить ли его. А что, дельная мысль. Не зря же Господь привел его ко мне в столь беспомощном состоянии. Явно хотел, чтобы я что-то предприняла. А потом сослалась бы на то, что он находился в состоянии алкогольного опьянения или в каком-то ином дурмане. Или сказала бы, что он просто перестал дышать. Ведь так бывает. И даже очень часто.

Но душить его я не стала. Просто расстегнула ремень, стянула с него мокрые вонючие брюки. Когда стала их складывать, из кармана выпал золотой ключ и запрыгал по полу. Я догадалась, от какой он комнаты, и приняла решение.

Крепко, до боли, сжимая в руке ключ, я поднялась по узкой лестнице на чердак. У двери обернулась, подняв выше свечу, но дальше нескольких шагов ничего видно не было. Из темноты наблюдать за мной мог кто угодно. Тишину нарушало только мое дыхание. Замок щелкнул и повернулся на один оборот. Я снова зажала ключ в руке и толкнула дверь.

Я не знала, что ожидала найти. Думала, может, там есть нож, окровавленный штык, в общем, какие-нибудь улики, обагренные кровью. На его драгоценном чердаке я никогда раньше не бывала, понятия не имела, как расставлена тут мебель. Окон не было, кромешную тьму разрезал лишь круг света от моей свечи, в котором я сама стояла. На голых половицах. Ноги мои посинели от холода, а холод здесь был собачий. Непонятно, как Томас мог часами пропадать на чердаке, не замерзая до смерти. Воздух был спертый, затхлый, пахло пылью и мышиным пометом. Мне удалось разглядеть, что половина комнаты завалена старой мебелью: сдвинутые вместе столы и стулья, латунные флероны кроватного изголовья, поцарапанный комод без нескольких ручек, кресла со сломанными спинками и истертой, поеденной молью обивкой.

Маленькими шажками я двинулась к тому месту, где стояли стол и стул в чуть более приличном состоянии. Видимо, здесь Томас и «работал» целыми часами. Чуть-чуть пройдя вглубь чердака, я вдруг услышала над головой шорох. Что-то упало на пол возле меня. Я замерла, сердце бешено заколотилось. Присмотрелась. Бог мой, свежий птичий помет! Я подняла глаза вверх и прислушалась. На стропилах сидели голуби. Теперь я увидела, что весь пол запачкан птичьим пометом. Тут, поди, и крысы есть. От этой мысли пальцы на ногах поджались сами собой. Меня пробрала дрожь.

Я обыскала стол, но обнаружила только несколько металлических инструментов и раскрытую книгу по медицине. На одной странице красовалась блямба засохшего птичьего помета, на другой я увидела иллюстрации анатомии женского тела. В том, что такие вещи имелись у врача, не было ничего особенного или зловещего. Я снова взглянула вверх и на этот раз чуть не вскрикнула от ужаса. На меня смотрели сверкающие глаза – глаза чучела совы на деревянной поставке. Я невольно рассмеялась: у совы было такое же высокомерное выражение, какое не сходило с лица миссис Уиггс.

Я дунула на чучело, потревожив многолетнюю пыль, что скопилась на перьях совы. Чихнула и замахала руками, разгоняя пыльное облако, ринувшееся мне в лицо. И увидела на столе Томаса стеклянный сосуд для хранения препаратов. Единственный чистый предмет на всем чердаке, – вероятно, его принесли недавно.

Сам препарат был кремового цвета, местами розовый, массивный, словно вырезан из желтого известняка. Размером с мужской кулак, по виду напоминал разрезанный на половинки персик, из которого вынули косточку. В выемке в окружении отложений и прочих тканей я увидела нечто напоминавшее крошечный эмбрион. Большая голова; едва сформировавшиеся ручки, сиявшие, словно белый мрамор; еще бесформенные ладошки скрещены спереди; едва различимые носик и ушко; темная линия там, где должен быть глаз. Женская матка с плодом. Я содрогнулась. Сроду не видела ничего подобного.

Ни окровавленного ножа, никаких других улик. Я повернулась, собираясь уйти. В последний раз подняла над головой свечу, не ожидая увидеть ничего интересного. И чуть не умерла от страха. Прямо передо мной стояла женщина – стояла как изваяние и пристально смотрела на меня. Решив, что это миссис Уиггс, я вскрикнула и тут же плотно сжала губы. Женщина не вздрогнула, не шевельнулась.