Падшие в небеса. 1937 год

— Нет, нет, сидите, сидите! Я, дайте, посмотрю, что вы там написали,… - Вадим Петрович взяв листок — взглянул на него. Его глаза бегло пробежали по бумажке. Он вздернул брови и кивнул головой. По его выражению — Павел понял, этот человек удовлетворен написанным. Вадим Петрович протянул листок Маленькому. Лейтенант подскочил, взяв бумагу, спрятал ее в папку. Вадим Петрович вновь кивнул головой, посмотрел на Клюфта и загадочно сказал:

— Павел Сергеевич, а вы когда нибудь, хотели вот поменяться, с кем-нибудь — местами?

— Не понял? — переспросил Клюфт. Павел не знал, как себя вести. Вадим Петрович, опустил голову и закрыв глаза ладонями, сказал глядя в пол:

— Ну, вот допустим, с Поляковым? Он стрелял в вас! Хотели бы вы с ним поменяться местами? Павел пожал плечами. Что отвечать этому человеку он не знал. Вадим Петрович повернулся, щелкнув пальцами — кивнул старшине — подал ему какой-то знак. Тот, вскочил и кивнув головой, скрылся за дверью.

— Я ведь не случайно Павел Сергеевич спрашиваю. Не случайно. Вот допустим, партия наша, великая партия коммунистов! Большевиков! Доверила человеку ответственный пост. Наделила его большими полномочиями. А он возьми и сделай все не так. Вернее, не то, что бы не так, а делай все специально плохо. Превышая полномочия. Разваливая дела, и вообще уничтожая невинных людей! Понимаете — уничтожая невинных людей! А как можно потом людям в глаза смотреть? Это же подрыв государственной власти! Веру в государственные структуры! Что скажут простые люди? А?! Вот мол — сотрудники НКВД арестовывают невиновных! И сажают их в тюрьму! Более того — ведут себя как совсем не советские люди! Стреляют арестованных как куропаток! А? Что вы скажете? Клюфт слушал этого человека и не верил своим ушам! Он говорит о справедливости! Он говорит — о невиновных! Может быть он действительно волшебник?! А? Почему бы нет! нет, не волшебник, а тот, человек который действительно появился. Что бы восстановить справедливость!

— Но вы, знайте Павел Сергеевич! Партия большевиков — на то она и партия большевиков! Народа! Она партия справедливости! И никогда не допустит, чтобы народ, наши советские люди, страдали — от каких-то пусть и одиночных перегибов! Вот что говорит наш вождь и учитель — товарищ Сталин! А?! Он говорит — кадры решают все! Все! Понимаете! А если кадры плохие — то и сделать ничего нельзя! Это опасно! Опасно! поэтому надо очень серьезно подходить к подбору кадров! Вы согласны с этим Павел Сергеевич? А? Согласны? Павел поперхнулся и закашлялся. У него спрашивают — согласен ли он? И это после того, как его тут били и стреляли? А может правда, может, правда — это была чудовищная несправедливость? Может быть, правда — там, в Москве, узнали, что тут творится — на местах и прислали разобраться? И сейчас, этот человек, вникнет в проблему, и его отпустят! Его — невинно арестованного Павла Клюфта отпустят! И Ольгу Петровну Самойлову! И отца Верочки, и всех тех, людей в камерах! Отпустят! «Стоп! Что-то слишком много ошибок? Так, половину тюрьмы надо выпустить! Странно, что они так долго ждали, что бы, вот, приехать и разобраться» — Павел с недоверием посмотрел на Вадима Петровича. Тот, вновь улыбнулся, хлопнув в ладоши, весело добавил:

— Ну, вот Павел Сергеевич, вот, сейчас будут и справедливость. Она будет. И в нее нужно верить. Но только мне от вас тоже нужна искренность. Искренность. Понимаете — вы тоже должны мне помочь!

— Я?! А, я-то чем могу помочь? — удивился Павел. Он чувствовал себя совсем нелепо — сидя на кресле следователя, за этим, большим столом.

— Можете, можете Павел Сергеевич. Вот сейчас вы сами поймете, — словно конферансье на арене цирка — перед увлекательным трюком, произнес эти слова Вадим Петрович. Он, как-то картинно встал и разведя руками, указал на дверь. Она скрипнула, и в кабинет вошел толстенький старшина. Солдат, втолкнул в помещение человека. Арестованный, низко склонив голову — еле стоял на ногах. Павел, с удивлением рассмотрел — в чем был, одет, этот человек: яловые офицерские сапоги, синее, форменное галифе и оливкового цвета гимнастерка! Арестант, был одет, так же, как и солдат — его конвоир! В такую же форму! Правда, на несчастном не было портупеи и петлиц на воротнике. Весь китель заляпан бурыми пятнами засохшей крови. В некоторых местах, и особенно на руках — ткань разорвалась. Сквозь лохмотья проглядывалось — синее, от побоев тело. Мужчина, стоял, низко склонив голову. Его волосы скрывали лицо. Павел не понимал — что это за маскарад?! «Нквдшник конвоирует своего избитого коллегу! Кто его избил? Неужели на этого офицера напали арестанты? На допросе? Аи вот так его обезобразили? Неужели кто-то решился напасть на следователя или оперативника?! Кто эти люди? Кто способен на такое?! Но почему, почему они не вызовут врачей? Почему этот избитый человек держит руки за спиной?» — с удивлением и страхом подумал Павел.

— Павел Сергеевич, вы узнаете этого человека? — сурово спросил Вадим Петрович.

— Простите, нет, — растерянно ответил Клюфт.