Падшие в небеса. 1937 год

— Видишь ли, Вера. Ты сама знаешь — в какое положение попал Павел. В трудное положение. В очень трудное положение. Ты сама теперь знаешь, как все быстро решается и как все может решиться. Твой отец попал в такое же положение. Точно в такое же. И я даже не могу до сих пор узнать — в какой лагерь он отправлен. Вера, слушала, напряженно сжимая кулаки. Она смотрела на Андрона и ждала. Ждала! Она понимала — он готовит ее к неприятному известию.

— Вера, пойми. Сейчас очень сложное время. Очень. И сейчас главное не навредить не только родным и близким — но и себе. И это значит — нужно в самой трудной ситуации при самом сложном положении — выйти с наименьшими потерями. С наименьшими.

— Что ты имеешь в виду? Что? Маленький вздохнул. Он закрыл глаза и глубоко затянулся папиросой. Задержав дыхание — долго не выпускал, дым из легких. Затем, открыв рот — зашипел, как змея. Дым вырвался — словно клуб огня из пасти дракона:

— Видишь ли, Вера, будет лучше, если ты дашь Павлу весть, что вам пока надо прекратить ваши контакты. Что бы он не пытался тебя искать. Писать и передавать весть. И ты пока не искала его, и не передавал ему весточки. Вот так.

— Что?! Что ты говоришь? Андрон? Я что-то не пойму — что ты говоришь? — Вера вскрикнула, как раненная птица.

— Вера, пойми. Пойми! Это все очень серьезно! Очень. Тебе очень повезло — что вы с Павлом официально не зарегистрированы. Повезло. Ты ждешь от него ребенка. И сейчас главное, что бы ребенку от этого тоже было легче?

— Что-то, я не пройму — куда ты клонишь? Куда? Что такое?

— Видишь ли, Вера! Ты еще не понимаешь — сейчас опасно быть даже родственником врага народа! Это, как волчий билет! Понимаешь — как волчий билет! Вот так!

— Это я прекрасно понимаю! Прекрасно! Я на себе уже ощутила все прелести! На себе! Как соседи, которые отнеслись к моей семье! Как они поспособствовали смерти моей мамы! Как относятся к тете Розе! Как могли отнестись ко мне на работе! Я все это прекрасно понимаю! И не надо меня этим пугать! Я к этому готова! Готова! И ничего меня не сломит! Ничего! Не какая ваша каторга! Ни какие ваши лагеря! Меня посадят — за то, что я люблю невинно арестованного? За это? Скажи мне про свою справедливость? — Вера говорила громко. Она размахивала руками, словно актриса на сцене театра. Маленький кивал головой. Он слушал и не перебивал. Где-то на середине монолога — Андрон встал, и вновь подойдя к буфету — налил себе водки. Так много спиртного он никогда раньше не пил.

— Я знаю, знаю, к чему ты клонишь! Знаю! Ты клонишь к тому, что бы я забыла о Павле! Не писала ему! Что так легче! Нет! Не бывать этому! Я буду его искать и писать! И если надо я поеду за ним на север! В тайгу! Куда там вы его сошлете! Я поеду! Маленький махнул рукой. Вера замолчала. Она тяжело дышала.

— Пойми ты. Ты, говоришь, конечно, красиво. Но пойми. Ты не все знаешь. Если тебя арестуют — то, тогда по постановлению правительства, твоего ребенка, который родится в тюрьме, попросту заберут, в детдом! В специальный, тюремный детский дом! Ты этого хочешь? Ты этого желаешь своему ребенку? Ты хочешь стать женой декабриста? А готова ли ты, Верочка, положить на алтарь — этой, жертвенной любви, свое дитя? Готова ли ты? А? Каково будет твоему ребенку? Каково? Он не будет знать — что такое отец! Но он еще и не будет знать — что такое мать! Ты этого хочешь! Что ж тогда пиши — что хочешь! Пиши! И можешь завтра прийти к нам в управление и сделать заявление — что так, мол, и так — мой жених, и гражданский муж — Павел Клюфт! И я хочу разделить его участь! Хочу тоже сидеть в тюрьме! Давай! Пиши! Я тебе ничего не буду запрещать и советовать! Но я только вот должен тебя предупредить! — Андрон в ярости затушил папиросу. Искорки разлетелись, как маленький фейерверк. Вера молчала. Слезы катились по ее щекам. Но она не рыдала, хотя, так хотелось. Маленький покосился на нее и виновато, как-то, даже нежно добавил:

— Пойми Верочка, я не желаю тебе зла! Если бы желал, то не уговаривал! Я бы не стал тебя предупреждать! Но я сам рискую, я сам рискую! И не хочу, что бы мой риск был напрасным! Я не хочу, что бы ты оказалась в нашем управлении в качестве арестованной по делу редакторского заговора!

— Что? — еле вымолвила Вера. — Редакторского заговора?! Теперь это так называется?!

— Да, прости. Это называется так. Твой жених проходит по этому громкому делу!

И сейчас оно разрастается, как снежный ком! Гребут всех родственников! Всех, кто мало-мальски неблагонадежен! Ты хочешь попасть туда?!

— Это почему? — Вера смахнула со щеки слезинки.

— Потому, я объясню тебе — где находится твой отец, и по какой статье его осудили! По пятьдесят восьмой! И это очень хорошая характеристика — дочь врага народа, еще и невеста врага народа!

— Что? Что ты говоришь — ты меня называешь теперь так? Дочь врага народа?! Это так теперь звучит?! Маленький замолчал. Он опустил глаза. Андрону было стыдно и трудно говорить. Выдержав паузу, он продолжил: