Пагуба. Переполох в Петербурге

Но не одни только любовные похождения привлекали и молодых и старцев в заведение Амалии Максимовны. Она открыла в нем еще и карточную игру, бывшую в ту пору одним из самых любимых развлечений петербургского общества. Большая игра велась тогда и при дворе, так как и правительница Анна Леопольдовна, и императрица Анна Ивановна, и начинавшая входить в средний возраст императрица Елизавета Петровна были страстные охотницы до карт, но во всяком случае в хороших домах игра была гораздо сдержаннее, нежели в таком игорном доме, какой завела у себя Дрезденша. Здесь интересовало то, что беспрестанно можно было встречать новых игроков, хотя и не важных по их общественному положению, но богатых и тароватых, которые считали для себя за честь играть со знатными персонами и охотно проигрывали им такие большие суммы, до которых не доводили игру те, кто не поставлял себе за особое удовольствие играть с кабинет-министрами, сенаторами, генерал-фельдцейхмейстерами и так далее. Удобство карточной игры у Дрезденши представлялось еще и в том отношении, что сделанные там большие карточные проигрыши оставались неизвестными в обществе и – что еще важнее – в доме проигравшегося, и это избавляло многих мужей от упреков со стороны их жен за неудержимую страсть к картам.

Нельзя сказать, что законы того времени потворствовали такому времяпровождению, какое заведено было у Дрезденши. Напротив, на бумаге закон строго преследовал любовные похождения, как, например, незаконное сожительство, и еще более нарушение супружеской верности. Не снисходительно относился он и к карточной игре, установляя даже те размеры, до которых могла доходить игра соответственно рангам игроков. Только в апартаментах ее величества не полагалось никакого ограничения насчет размера карточной игры, хотя бы самой азартной. Дело в том, однако, что тогдашняя полиция, блюстительница нравов, податливая на подношения и взятки, смотрела сквозь пальцы на все противозаконное, что делалось вокруг нее, тем более что и сами представители высшего правительства были причастны всевозможным нарушениям законов. В силу всего этого посетители и посетительницы Дрезденши имели полное основание рассчитывать на близорукость и молчание полиции, так как они принадлежали к знатным персонам. Полиция, хотя бы и самая зоркая и самая добросовестная, не могла взяться за Дрезденшу, зная, что эта дама имеет сильных покровителей не только в лице первостепенных сановников, но и в лице супруг некоторых из них. Сама Дрезденша в свою очередь жила в больших ладах с полицией, не обходя никого из ее чинов праздничными поминками, начиная с полицейских десятских, заменявших нынешних городовых, и кончая тогдашним обер-полицеймейстером. Все то недозволенное, что делалось у Дрезденши, было покрыто глубокою тайною, и если что порою и открывалось, то сами полицейские власти спешили заминать дело в угоду покровителей и покровительниц Амалии Максимовны, и таким образом дела ее шли благополучно.

X

– Не везет тебе что-то в карты, – участливо говорил генерал-рекетмейстер Дивов гофмейстеру двора великого князя Петра Федоровича Чоглокову, отгребая рукою лежавший перед Чоглоковым столбик червонцев, как свой выигрыш.

– Да, все это время я в большом проигрыше. Боюсь, как бы не проведала о том Марья Симоновна. Примется опять распекать меня. Она у меня на этот счет очень строга. Она уже и так хотела жаловаться на меня государыне за то, что я сильно картежничаю, – шептал на ухо Чоглоков своему партнеру, которого, однако, нисколько не тронули сетования несчастливого игрока, и взятые от него червонцы Дивов очень равнодушно положил в карман своего камзола.

В это время двери игральной комнаты отворились, и к столу, за которым шла игра, подошли двое посетителей: один – граф Дмитревский, а другой – еще молодой, лет двадцати двух, человек, чрезвычайно красивый и в высшей степени изящный. Тонкие и нежные черты его лица придавали ему женственный вид, а из-под набросанной слегка на его модную прическу пудры пробивались волосы золотисто-пепельного цвета. Смело можно было сказать, что он был красавец, но красота его была бы пригоднее женщине, нежели мужчине, вышедшему уже из отроческого возраста. Он приятельски поздоровался с Чоглоковым и взглянул на Дивова, как на незнакомую ему вовсе особу. Это было, впрочем, вполне понятно, так как Дивов хотя и занимал положение, но как человек не светский и не слишком богатый, жил уединенно, редко появлялся в обществе и любил все досужее время проводить за картами. Так как Чоглоков и Дивов уже забастовали, то они отошли в угол залы и сели там, посматривая на игроков.

Молодой человек вынул из кармана своего камзола несколько червонцев и небрежно раскинул их по столу белою и нежною, как у женщины, рукою. Примеру его последовал и Дмитревский. Началась игра на новые ставки. Среди разговора игроков заметно выделялся чрезвычайно звучный и приятный, а вместе с тем по временам и вкрадчивый голос новопришедшего игрока-красавчика.