Петербургские знатные дамы того времени были весьма нередкими посетительницами дома Дрезденши. Они пробирались к ней, как простые женщины, с лицами, закутанными платками, надетыми на головы вместо шляпок, или с лицами, закрытыми вуалью, или пешком, без лакея, если жили недалеко от Вознесенской першпективы, или в наемных одноколках, которые они нанимали на улице, отойдя несколько от своего дома, и сходили с них, не доезжая до дома Дрезденши. Некоторые из таких грешниц, более отважные, отправлялись на условленное свидание, переодевшись в мужское платье. Можно бы, пожалуй, и не поверить справедливости таких рассказов о таинственно-любовных похождениях петербургских дам в половине прошлого столетия, если бы о том не свидетельствовали «Записки» одной из слишком видных современниц той поры. Из этих «Записок» оказывается, что на похождения подобного рода отваживались даже такие знатные дамы, которые находились постоянно под зорким наблюдением многих приставников и приставниц и для которых, как казалось, выход украдкой из дома был делом невозможным.
Понятовский и Чоглоков были по-прежнему частыми посетителямм Амалии Максимовны. Последний из них отгадал истинную причину приезда к ней графа Станислава. Действительно, Понятовский стал ухаживать безотвязно за Кларой и, разумеется, без труда тотчас же оттер всех своих соперников. Сам пан Дмитревский, который, как казалось, был так близок с молодою девушкой, отстал теперь от нее и не думал перебивать Клару от слишком счастливого волокиты, тем более что все прежние ухаживания Дмитревского около Клары оставались без окончательного успеха. Клара, руководимая Дрезденшей, не хотела отдаться Дмитревскому, бедному, хотя и очень пригожему панычу, и метила приискать себе не временного обожателя и даже не хорошего жениха, а просто-напросто юношу, которого могла бы полюбить безоглядочно, так что в этом случае все руководительные соображения Амалии Максимовны оставались бесполезными. Разумеется, что Понятовский, ухаживая за стойкою девушкою, как и все соблазнители, клялся отдать ей всю свою жизнь, не изменить ей никогда и хотя прямо не обещал ей жениться на ней, но намекал, что сердечная связь их может кончиться браком. На деле, однако, молодой красавец думал привязаться к Кларе лишь настолько, насколько это может случиться иной раз с ветреником, избалованным успехом у женщин, то есть он был уверен, что привяжется к Кларе на непродолжительное время. Вышло, однако, что он сильно полюбил молодую девушку, которая в свою очередь чувствовала к нему неодолимую, жгучую страсть, и такая страсть в конце концов привела ее к уступке перед искательным волокитою.
Для влюбленной парочки дни быстро летели за днями, и они не заметили, как наступила зима, столь благоприятная для тех развлечений, какие могли находить для себя у Дрезденши и женатые мужчины, и замужние женщины. Темные и продолжительные зимние ночи в тогдашнем Петербурге, где лишь немногие улицы были освещены только слабо мерцающими фонарями, были очень удобны для поездок неверных супруг к Дрезденше. Ночной мрак прикрывал их тайные похождения. Им уже не приходилось, как в светлые петербургские ночи, пробираться торопливо пешком или в нанятой на улице одноколке на Вознесенскую першпективу, оглядываясь по сторонам из боязни, что их могут увидеть и узнать на этом переезде. Дом Дрезденши оживился снова после летнего затишья.
Вдобавок к тому зима представляла своего рода особые развлечения, на которые могли съезжаться для свиданий знатные персоны женского пола, не навлекая на себя подозрений и пользуясь большею свободою, нежели та, какая допускалась в ярко освещенных залах и гостиных. Тогдашнее петербургское, даже самое высшее, общество не было прихотливо насчет способов увеселения. Любимым местом загородных съездов столичной знати был зимою «Красный кабачок», к которому в зимние вечера неслись на отличной санной дороге и пошевни и возки. «Красный кабачок» был в ту пору небольшой немецкий трактир, и там устраивались ледяные катальные горы, которые служили благовидной приманкой даже для чопорных дам, так как катание с таких гор считалось не исключительно простонародным, но и аристократическим увеселением, потому что сама императрица Елизавета Петровна с ранней еще молодости была страстной охотницей до этой потехи. Она, со своей стороны, тоже не уклонялась от поездки по временам в скромный «Красный кабачок» со всем своим двором, и тогда это, ныне совершенно упавшее, увеселительное заведение наполнялось отборною петербургскою знатью, да и вообще пользовалось известностью, едва ли меньшею, чем заведение Дрезденши, в котором, впрочем, расторопная, услужливая хозяйка была главною притягательною силою для влюбленных.