Таким образом, неверно было бы называть институт индивидуальной собственности эгоистическим, он не был и не мог быть «изобретен» для навязывания воли собственников всем остальным. Скорее он выгоден в общем смысле, поскольку передает управление производством из рук небольшого числа людей (какими бы ни были их претензии, они обладают лишь ограниченными знаниями) процессу – расширенному порядку, который обеспечивает максимальное использование знаний всех его участников, тем самым принося пользу почти в равной мере и тем, кто не владеет собственностью, и тем, кто ею владеет.
Точно так же и всеобщая свобода в рамках закона требует не того, чтобы все
владели индивидуальной собственностью, а чтобы ею владели многие. Сам я определенно предпочел бы не иметь собственности и жить там, где у большинства людей есть собственность, а не там, где все находится в «коллективной собственности», которой распоряжается власть для тех или иных целей.Но этот аргумент также подвергается сомнению и даже высмеивается как оправдание эгоизма привилегированных классов. Интеллектуалам, рассуждающим с точки зрения принципов ограниченных причинных процессов, которые они научились интерпретировать в таких областях, как физика, легко удалось убедить работников физического труда в том, что не рыночный процесс, а эгоистичные решения отдельных владельцев капитала определяют способ использования разрозненных возможностей и постоянно меняющейся значимой информации. Процесс расчета рыночных цен часто преподносился как коварный маневр владельцев капитала, желающих скрыть факт эксплуатации рабочих. Но это лишь передергивание, а вовсе не ответ на изложенные выше факты и аргументы: некий предположительный объем объективной информации, позволяющий манипулировать всем, не более доступен капиталистам, чем управленцам, которыми социалисты хотели бы их заменить
. Такой объективной информацией не владеет никто, ее просто не существует.Вопрос третий: существует разница между соблюдением правил поведения, с одной стороны, и знанием чего-либо – с другой
(разница, на которую обращали внимание многие, и каждый по-своему: например, Гилберт Райл проводил границу между «знать как» и «знать что» (1945–46: 1–16; 1949)). Привычка следовать правилам поведения – это способность, совершенно отличная от осознания того, что чьи-то действия будут иметь определенные последствия. В поведении следует видеть лишь то, чем оно является, – умение вписаться в рамки какой-то модели, существование которой едва ли можно осознавать, и нам почти ничего не известно о последствиях. В конце концов, большинство людей следуют той или иной модели поведения, не умея объяснить или описать ее. Таким образом, реакция людей на события ни в коем случае не будет обязательно определяться знанием о последствиях их действий, поскольку мы часто не знаем и не можем это знать. Тогда вряд ли разумно требование, чтобы мы обязательно обладали подобным знанием; действительно, мы были бы беднее, если бы во всех делах руководствовались исключительно ограниченными (доступными нам) знаниями о таких последствиях.Предварительное формирование какого-то порядка или модели в уме человека (в сознании) – это вовсе не
лучший, а, наоборот, худший способ обеспечения порядка. Ведь это всегда лишь небольшая часть общей системы, и в части отражаются некоторые черты целого. Насколько мала вероятность того, что человеческий ум сможет полностью объяснить себя (Hayek, 1952: 8.66–8.86), настолько же она мала и в отношении того, что тот же самый ум объяснит или предскажет результат взаимодействия огромного количества умов.