Подобный рост населения связан с тем, что люди, живущие на периферии рыночной экономики, уже участвуют в ней и получают от этого выгоду (доступ к современной медицине, к более достоверной и разнообразной информации и к передовым экономическим институтам и практикам), хотя еще не полностью адаптировались к традициям, морали и обычаям рынка. Например, они следуют прежним обычаям продолжения рода, появившимся вовсе не в условиях рыночной экономики: как только бедняки становятся чуть-чуть богаче, их первая реакция на это небольшое увеличение благосостояния – завести побольше детей, чтобы было кому обеспечить их в старости. В наше время старые обычаи постепенно (а кое-где и довольно быстро) исчезают, и периферийные группы, особенно те, что поближе к центру, усваивают традиции, регулирующие рождаемость. В конце концов, растущие коммерческие центры так притягательны еще и потому, что служат образцом для подражания – как достичь того, к чему стремятся многие.
Трущобные поселки (факт возникновения которых интересен сам по себе) также могут служить иллюстрацией некоторых суждений, высказанных ранее. Например, трущобы разрастаются вовсе не за счет населения сельских местностей вокруг таких городов; ему, как правило, это выгодно. Города дали возможность заработать на жизнь миллионам людей, которые умерли бы или даже не появились на свет, если бы не мигрировали (они сами или их родители). Тех, кто уезжал в города (или на их окраины), направляли, скорее всего, не великодушие горожан, предлагавших работу и оборудование, и не добрые советы богатых соседей, а рассказы о бедняках (может быть, жителей далекой горной долины), которые спаслись тем, что уехали в какие-то крупные центры, прознав, что там можно найти неплохо оплачиваемую работу. Честолюбие и жажда лучшей жизни, а вовсе не чье-то милосердие, спасли этих людей: и это гораздо лучше, чем благотворительность. Сельские жители получили сигналы рынка (хотя вряд ли стали бы излагать их суть в таких абстрактных терминах): что доход, который богатые горожане не использовали на текущие нужды, пойдет на то, чтобы обеспечить других оборудованием и средствами к существованию (в качестве оплаты за работу), и что это позволит выжить тем, кто не получил в наследство землю и инвентарь для ее возделывания.
Конечно, кто-то не согласится с тем, что обитатели трущоб сознательно предпочли их сельской местности (люди часто представляют себе деревенскую жизнь романтической идиллией) из-за заработка, дававшего средства к существованию. Однако дело обстоит именно так – в свое время подобный вывод сделал Энгельс, исследуя жизнь ирландских и английских крестьян в трущобах Манчестера.
Нищета и убожество трущоб в первую очередь связаны с их слабым экономическим развитием, поэтому там и селились охотнее, чем в сельской местности. Также этому способствовали неблагоприятные «циклические» последствия того, что правительства стран третьего мира пытались управлять своей экономикой и иногда лишали периферийные группы возможностей трудоустройства, уступая давлению профсоюзов или следуя заблуждениям социальных реформаторов.
Наконец – и здесь мы иногда наблюдаем процесс отбора во всей красе, – влияние норм коммерческой морали сказывается в большей степени не на тех, кто уже усвоил эти нормы в их относительно развитой форме, а на новичках, еще не привыкших к ним. Жители периферии еще не в полной мере следуют новым практикам (почти всегда воспринимая их как «нежелательные» или даже близкие к преступным). Они на себе испытывают противоречие практик более развитой цивилизации с обычаями людей, которые все еще чувствуют и думают в соответствии с моралью племени или деревенской общины. Каким бы болезненным ни был для них этот процесс, они тоже (вернее, они в особенности) пользуются преимуществами разделения труда, ставшего уже обычным в деловой практике. Многие из них постепенно начинают вести другой образ жизни, и только тогда повышается их жизненный уровень. Им приходится менять свое поведение (хотя бы минимально), и только в этом случае появляется шанс присоединиться к более крупной уже сложившейся группе и со временем начать получать более крупную долю ее общего продукта.