Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

Красный треугольник. 1929. № 19(58). 8 апреля. С. 4

Администрация все это видела и знала, что Федоров пил, но мер к удалению его с производства она не принимала»[130].

А вот еще случаи с того же завода:

«Строительный цех по своему объему и количеству людей не так большой, а пьянства, наверное, больше всех.

Для этого у него масса по заводу своих уголков, а исторически „пьяной“ является кровельная мастерская, в которой заправилами пьяной лавочки — Медведев и Ларионов.

Медведев в месяц почти 3 недели все бывает с похмелья и стреляет тогда у всех рабочих на поправку, и это продолжается с получки и с бон, а с аванса само собой; второй же уголок — это кладовка инструмента железнодорожников. Пьют без стеснения, а в этой пьяной компании заводилой является тов. Канява, блаженный Дмитриев, железнодорожник, немалую роль играет также Рыжов.

Кто же им приносит? Большую долю нужно отнести на живущих в заводе, а также больше всего на извозчиков, работающих на заводе.

Масса извозчиков знакома со строительными рабочими, потому что приходится частенько вместе работать, вот посредством их доставляется вино в завод, а потом все выпивают в укромных уголках»[131].

На «Электросиле» некоторые напивались заранее, еще до получки: «Выдача зарплаты за II половину января производилась 7-го февраля, но уже накануне заядлые алкоголики 43 отд. стали „накалывать“ под предлогом, что, мол, забыли на обед, и под обеспечение завтрашней получки.

Тов. Пополитов запил еще накануне получки и до обеда 9-го числа не работал вовсе. В пьяном деле Пополитову деятельно помогали т.т. Касаткин и Витковский.

7-го и 8-го — стропальщик Захар был пьяным на производстве, а 8-го после обеда настолько охмелел, что разметчики и токаря боялись пользоваться его услугами. Не забыл горькой и т. Еремеев, работающий на роторах»[132].

В обеденный перерыв рабочие бегали в магазин, рядом с которым их уже ждали «торговки с селедками и даже с горячей картошкой»[133]. Особенно много шума бывало, если «засветился» партийный, который должен своим примером отводить товарищей от бутылки. На заводе им. Марти устраивался даже шуточный конкурс пьяниц, одним из кандидатов на победу в котором был трубопроводчик слесарномеханического цеха Фролов, старый член партии, который неоднократно появлялся на производстве в пьяном виде. На замечания цехячейки № 1 и товарищей о недопустимости таких явлений «Фролов отделывался известной русской отговоркой… матерщиной… Также на замечания Отсекра Кол-ва (ответственного секретаря коллектива ВКП(б). — Авт.) т. Федорова Фролов угрожал побить морду. Решили не разводить „мордобоев“ и послали тов. Фролова лечиться от алкоголя. Казалось, что несчастный вылечился, но меньше чем через 2 недели уже дебоширил в кабинете главного механика с ¹/₂ бутылкой за пазухой»[134].

Пили на работе и в тех отраслях, где это могло иметь (и имело!) самые трагичные последствия. Вот что происходило на Мурманской (с 1935 г. — Кировской) железной дороге, важнейшей стратегической транспортной артерии, связывавшей Ленинград с Мурманском и построенной в условиях Первой мировой войны:

«Плохие климатические условия, отдаленность и заброшенность края делают службу на Мурманке непопулярной.

Набирать работников для Мурманки — задача не из легких. Единственно этим можно объяснить (но не оправдать!) то, что бригада злополучного поезда, устроившего крушение при Челме, была составлена таким образом:

Один кочегар, — как говорили про него товарищи, — „без клепки в голове“;

другой — только что из исправдома, где отсиживал за хулиганство;

помощник машиниста — без прав на это звание;

сам машинист Григорьев — дегенерат (установлено врачебной комиссией еще до катастрофы), почти без практики.

„Дикая бригада“, как назвал ее на суде т. Томашевский.

Мудрено ли, что при таком способе набора бригад бывали и такие случаи, когда вся паровозная бригада напивалась вдребезги и валила поезд под откос. У ст. Кивач паровозная бригада уже после того, как благополучно разбила поезд, продолжала распивать „лимонную“ даже на обломках тендера! Судившийся за это в настоящей выездной сессии Губсуда машинист Яковлев получил 8 лет лишения свободы.

Пьют на Мурманке жестоко, и в свободное время, и за работой, почти всегда. Начальник станции Челма Кофтунович даже на суд явился в пьяном виде и был за это арестован на две недели»[135].

Любили выпить и пассажиры. В конце 1927 г., «ввиду участившихся случаев пьянства пассажиров в поездах по линиям Октябрьской дороги, вменено в обязанность кондукторской бригаде и проводникам вагонов не допускать пьяных пассажиров в поезд, а напившихся в пути — высаживать»[136].