Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

В самом Ленинграде могли отличаться капитаны кораблей, курсировавших по Неве: «На днях с капитанского мостика парохода „Горлица“ был снят пьяный капитан Рейнфельд. В работе Госпароходства это не единичный случай. В прошлом году, почти в это же время, погиб „Буревесник“. Одна из причин гибели — пьянство капитана. Предшественник Рейнфельда не так давно потопил яхту „Орленок“. За год судостроители имели несколько аварий.

Капитаны двух буксиров с лесными баржами устроили… гонки на пари. В результате — гибель баржи с лесом. Трезвому капитану вряд ли придут в голову такие „рысистые испытания“.

В папке с делами аварийной комиссии, так ревностно скрываемых от взора непосвященных, хранится много случаев нарушения трудовой дисциплины. Госпароходство должно, наконец, хотя бы на тяжелых уроках прошлого, научиться требовать от своих подчиненных ответственного отношения к делу.

Госпароходство обязано гарантировать пассажирам эту безопасность. Нельзя рисковать жизнью людей на воде только потому, что „капитан любит выпить“.

Пьяную традицию надо выжечь из советского флота, а не смотреть сквозь пальцы на пьяные преступления»[137].

После кутежа в заведении некоторых тянуло обратно на родной завод. Коменданту Петрозавода точно запомнилась одна из летних ночей 1928 г. Ровно в 2 часа ночи сторож дал тревожный звонок. Комендант вскочил с постели и кинулся к воротам:

«На улице стояли предзавкома Иванов и рабочий Зенков, имевшие весьма пьяный вид. После долгих пререканий комендант был вынужден открыть ворота и пустить гостей в проходную контору. Иванов подбежал к телефону и позвонил директору:

— Браток, дай червонец!

Ответ оказался, по-видимому, не совсем благоприятным. Иванов швырнул трубку и ласково начал „стрелять“ денег у сторожей, чтобы заплатить шоферу автомобиля, доставившего гостей из „Бара“ на завод.

Комендант ушел в обход. Вернувшись, он узнал, что гости получили от сторожа 7 рублей, но не ушли, а, наоборот, комфортабельно устроились в медпункте.

И с ними — „дама“.

Комендант бросился в медпункт. На кровати возлежали Иванов и Зенков. „Дама“ пудрилась перед зеркальцем. Когда комендант предложил ей предъявить документы, она фыркнула:

— Вот новость! Я здесь в первый раз, что ли?

Заснувшие Иванов и Зенков не слышали, как выгоняли их „даму“ с завода, как отправляли ее в милицию и как милиционер, тщательно исследовав вопрос, деловито объяснял коменданту, что означенная „дама“ является профессионалкой, имеющей хождение в „Баре“, и помимо этого ни в чем предосудительном не замечена. Иванов и Зенков спали до утра. Потом они умылись и отправились на работу».

Случай обсуждался на собрании актива перед перевыборами бюро. Показательно, что на собраниях многие защищали товарищей. Один из провинившихся, председатель заводского профсоюзного комитета завода Иванов, также всегда с пониманием относился к слабостям других. Одному из тех, кто все-таки начал его критиковать, он ответил: «Как тебе не стыдно? Ты вспомни: когда ты пьянствовал, мы к тебе отнеслись как к своему парню, даже на бюро не вызвали, не выдавали тебя, а теперь ты нас копаешь. Позор!»[138].

Иногда выходки начальства приобретали просто скандальный характер. Например, в Центральном государственном архиве историко-политических документов Санкт-Петербурга хранится протокол заседания Петроградского губернского отдела Всероссийского союза рабочих-химиков от 8 февраля 1923 г., на котором обсуждались неблаговидные поступки заведующего отделом охраны труда Большакова, устроившего дебош на праздновании пятилетия партийной организации Охтенского порохового завода: «Во время приветствия в Порох[овом] Театре тов. БОЛЬШАКОВ успел напиться спиртных напитков и навеселе стал негодовать на то, почему <…> ему фракция не доверила приветствовать с праздником Пороховск[ий] Коллектив РКП(б).

2) Во время ужина в клубе при Капсюльном заводе, где также были приглашены и беспартийные, к тов. БОЛЬШАКОВУ стали приставать в шутку, чтобы он сказал что-нибудь для приветствия. Обиженный тов. БОЛЬШАКОВ, предварительно поссорившись с окружающими его товарищами, встал на стул и стал кричать, что я не уполномочен и говорить не буду. Над ним еще больше стали трунить особенно беспартийн[ые] т.т. АНАНЬЯН, АПАСОВСКИЙ и др., которые пришли также навеселе и по его адресу сыпались лозунги “ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПРОФСОЮЗНИК” и ПРОФСОЮЗ в целом.

3) Во время ссоры на ужине тов. БОЛЬШАКОВА с товарищами происходила перестрелка солеными огурцами и помидорами, а уже после ужина между ним и беспартийным КАРЯГИНЫМ завязалась ссора крупных размеров, — финал получился плохой»[139].

Таким образом, потребление алкоголя в 1920-е гг. превратилось в освященную временем традицию заводской жизни, стало частью не только бытовой, но и производственной повседневности. Несмотря на перманентную борьбу администрации предприятий с этим злом, водка и пиво не исчезли из цехов и мастерских, а заводской пьяница, появляющийся на работе в нетрезвом виде, стал одним из наиболее узнаваемых типажей советской заводской культуры.