Пьянство становится характерно и для различного рода начальников, и зачастую оно вишенка на торте их грехов и злоупотреблений. Власть, как известно, развращает, и облеченные ею подчас слишком нагло и самоуверенно демонстрировали свой высокий социальный статус. Вера в собственную безнаказанность у чиновников приводила к потере чувства реальности, за что, в условиях реальной борьбы за чистоту рядов, можно было поплатиться. Такая участь постигла заведующего губернским отделом социального обеспечения (Губсобеса) Кроликова. Весной 1927 г. Народный комиссариат социального обеспечения направил документ под грифом «совершенно секретно» в Ленинградский губисполком, в котором просил оперативно рассмотреть вопрос о его «предосудительных поступках». К документу прилагались материалы, направленные инструктором Губсобеса товарищем Стрелковым в Ленинградскую контрольную комиссию. В частности, он писал следующее:
«Считаю своим долгом сообщить Губкому ВКП(б) о поведении зав. Губсобесом тов. Кроликова, которое, в силу занимаемого им служебного положения, совершенно
дискредитирует Отдел Губисполкома и Наркомат своими возмутительными поступками, а именно:
1. т. Кроликов, совершенно забывая, что он находится в стенах Собеса (гос. учрежд.), неоднократно вызывал меня в свой кабинет и посылал за водкой, которую и распивал здесь же в кабинете, совместно с другими сослуживцами.
2. Желая использовать свое служебное положение в корыстных целях, т. Кроликов совместно с инструктором т. Егоровым (при посредстве последнего) намечает в жертву работницу Уездного Кресткома т. Никанорову, бывшую на Съезде, с целью использования в половом отношении. Как передал мне т. Егоров, номер этот т. Кроликову удался».
Далее Стрелков сообщал об амурных делах Кроликова и о злоупотреблениях служебным положением в виде назначения на должности определенных людей. Также он поведал о поездках Кроликова на выходные: «12 февраля (в субботу) т. Кроликов и инструктор Егоров выехали на Собесовской машине в Парголово в Совхоз, где и заночевали без всякой на то служебной надобности, и в результате чего в понедельник 14/II утром, по приезде обоих их на службу из Совхоза, Егоров получает от члена Коллегии НКСО (Народный комиссариат социального обеспечения. —
В этом эпизоде хорошо прослеживается взаимосвязь двух девиантных досуговых практик — алкогольных и сексуальных. Действительно, документы свидетельствуют о том, что на подобных пьянках часто присутствовали женщины. Принуждение подчиненных к сексуальным отношениям «под пьяную лавочку» стало практически нормой в советских организациях (этому в немалой степени способствовала высокая женская безработица, заставлявшая конторских барышень держаться за место любыми средствами).
Помимо чисто рекреационных совместные пьянки руководителей разного уровня выполняли и важные социальные функции. На таких посиделках происходило укрепление неформальных связей внутри руководящего слоя. Люди, выстраивавшие по своему усмотрению дополнительные социальные цепочки для защиты собственных интересов, переставали быть просто винтиками большой государственной машины, они приобретали особые корпоративные свойства. Одновременно на неофициальном уровне подтверждалось ранговое превосходство патрона — того, кто занимал самую высокую позицию среди пьющих и распоряжался алкоголем, едой и женщинами. Само по себе приглашение на пьянку служило маркером, отмечавшим «своих». Поэтому отказаться от приглашения было практически невозможно[146]
.Совместная пьянка была и способом принятия решений, причем на самом разном уровне и по самым разным вопросам. Вот, например, как оригинально прошло цеховое собрание партийно-профсоюзного актива на заводе «Красный треугольник» (1 сентября 1929 г.): четверо членов цехпрофбюро (Войтус, Ганделович, Маслов и Михайлов), воспользовавшись низкой явкой, вместо широкого обсуждения кандидатур в цеховое профсоюзное бюро устроили попойку, затем наняли автомобиль и поехали кататься по городу, где заодно и сговорились продвинуть себя в цехпрофбюро (что им и удалось сделать на следующем собрании)[147]
. К несчастью для друзей, этот случай получил огласку, и затея провалилась.