Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

Раз с началом нэпа власть стала мириться с существованием нетрудовых элементов вообще, то не было причин делать исключение для проститутки. Было бы крайне несправедливо карать ее за занятие развратом, а мужчину, который ее покупает, оставлять безнаказанным. О себе проститутка могла рассуждать как о представительнице «свободной профессии», то есть используя тот термин, который раньше употреблялся для писателей, адвокатов или артистов. Во всяком случае, именно так на вопрос о роде занятий ответила судье свидетельница на одном суде — «Леля с Казанской улицы», молоденькая девушка в синем костюме. Присутствовавший при этом К.И. Чуковский в своем дневнике констатировал, что если такая Леля оказывается его сотоваркой, то «свободная профессия — в современном русском быту — это нечто не слишком почтенное»[245].

Единой статистики числа проституирующих в городе женщин нет. Кроме того, стоит учитывать, что практически не поддается подсчетам тайная проституция. По утверждению врача М.С. Бараша, в Ленинграде в 1925 г. приходилась одна тайная проститутка на 20 женщин[246]. В 1928 г. в ряде крупных городов Союза венерические диспансеры провели изучение проституирующих женщин по анкете. В Ленинграде вендиспансер Центрального района

опросил 628 проституток, что позволило определить их профессиональные и социально-демографическое характеристики. Оказалось, что большинство — это молодые девушки до 24 лет, из рабочих или крестьян. В массе своей они грамотны, проживали в ночлежных домах. Среди причин, заставивших пойти на панель, традиционно указывали нужду и безработицу. Клиентов в основном искали на улицах, а потом шли в бани, квартиры клиентов или отдельные кабинеты ресторанов[247], последние находились под запретом, хотя это не останавливало предприимчивых владельцев. Выглядели подобные места далеко не всегда шикарно. Вот как описывается рейд обследовательской группы Центрального района комиссии по борьбе с проституцией, вместе с сотрудниками Угрозыска в апреле 1928 г. по ночным кафе города:

«Мрачный восточный „Духан“. Облако дыма и пара. Гремит женский „джаз-банд“. Грязь пивнухи низкого пошиба; заплеванные полы, грязные столики, подвальная сырость. Отдельные кабинеты здесь упразднены уже давно по требованию административного отдела.

В другом кабаке „Кавказ“, несмотря на имеющиеся запрещения, функционирует 6 отдельных кабинетов. Администрация ресторана оправдывается тем, что „ничего, кроме разговоров, в кабинетах не бывает“.

Комиссия обследовала ресторан „Ша-Нуар“. Общий зал „шикарного“ ресторана. Рядом вплотную с ним — грязная клоака: полутемные мрачные своды, толстые капитальные стены и дубовые двери кабинетов; юркий заведующий забегает наперед сотрудника Угрозыска с очевидной целью предупредить и приготовить встречу обследовательской комиссии, но во тьму кабинетов уже врывается назойливояркий электрический свет.

В одном из кабинетов узнает своих двух пациентов врач-венеролог. Обход помешал двум проституткам, больным сифилисом, заразить их двух случайных спутников — пьяных мужчин.

Из другого кабинета доносятся сдавленные крики о помощи. Комиссия бросается туда. Еще бы немножко, и было бы уже поздно. Оголтелый и пьяный мужчина душил проститутку, требуя, чтобы она возвратила ему свой „гонорар“».[248]

Стоит отметить, что и сами стражи порядка являлись постоянными клиентами проституток. Так, в отчете комиссии по делам несовершеннолетних за 1923 г. отмечалось, что малолетние проститутки пользуются покровительством милиционеров, умеют ладить с ними и «ублажать»[249]. Проститутки были постоянными гостьями школы командного состава уголовного розыска и милиции, а во время облав различных притонов наряду с бандитами попадались и те, кто должен с ними бороться. Вероятно, отчасти поэтому борьба с такими «клоаками» проходила не особенно успешно. Более того, коллеги по противозаконному бизнесу оперативно предупреждали друг друга о проверках, и даже в случаях разоблачения кабинеты быстро открывались снова. В ответ на одно из заявлений вендиспансера с просьбой принять меры, в Угрозыске ответили, что, по их мнению, если привлечь всех притонодержателей к ответу, то в «Ленинграде судей не хватит»[250].

Именно благодаря ленинградским венерологам мы знаем некоторые особенности проституции в городе и о социальном составе ее потребителей. Вот что писал венеролог Е.Я. Соскин в «Ленинградскую правду»: «Нам, работникам диспансеров, приходится каждодневно сталкиваться с теми кадрами людей, которые создают „спрос“ на проституцию и которые являются потом к нам в качестве жертв.

К немалому удивлению, среди них изрядную часть составляют такие лица, которым, казалось бы, менее всего подобало сталкиваться с проститутками. Частыми клиентами проституток оказываются семейные люди, живущие совместно с семьей. Что же толкает их к проституткам? Думается, что здесь имеет место исключительно половая распущенность.

С такою распущенностью можно и должно бороться культурно-просветительными мерами.