Палач приходит ночью

Пленные Красной армии, а такие советские партизаны препровождаются в разведотдел для допроса, местные чуждые элементы используются боевой группой на работах.

Чтобы на мешать этому необходимому взаимодействию, ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Агентам УПА, которые имеют соответствующие удостоверения за подписью наших офицеров, или тем, кто выдает себя за члена УПА, разрешать беспрепятственный переход, оружие оставлять при них. По требованию агента предоставлять им быстрейший доступ в разведотдел.

2. Члены частей УПА при встрече с немецкими частями для опознавания поднимают левую руку с раздвинутыми пальцами к лицу, таковых не задерживают, это означает их взаимопонимание.

Генерал-майор СС Шмидт Бреннер».

Все было ясно. ОУН полностью лег под «фрицев»…

Глава восемнадцатая

После Нового года события понеслись вскачь. РККА быстро продвигалась вперед и вот уже вовсю освобождала Галицию. Оккупации приходил конец.

Наш отряд в числе десяти подобных входил в соединение генерал-майора Федорова. В марте нам поступил приказ двигаться вперед, к польской границе.

Погода была снежная, потеплело резко, повсюду слякоть. Через реку, где было окно в линии фронта, на подконтрольную РККА территорию прошло несколько отрядов. Наши люди были страшно голодными и замерзшими. Все перепуталось, по мосткам шли бойцы, переносили грузы. Падали в воду. Но выбирались.

А уже днем мы вышли на тракт и соединились с частями Красной армии. Точнее, с мотострелковым батальоном, который двигался на запад.

Вояки, побитые войной, закаленные бесконечными маршами, в изношенных шинелях и тулупах, несмотря на естественную на войне потрепанность, выглядели браво и молодцевато. На нас посматривали с любопытством и некоторой иронией. Оно и неудивительно. Перед ними были разношерстно одетые лесные люди, бородатые, продубленные холодами и солнцем, перевязанные пулеметными лентами, кто в папахе, кто в треухе. Одно слово — партизаны.

Ход колонны тут же затормозился. Сперва нас держали на прицелах бронемашины — во избежание эксцессов. Но потом все расслабились. Пошли братания, обнимания. Смех, подковырки, подколки.

А я стоял в каком-то ступоре, глядя на это. Как-то смущенно и глуповато улыбался. И по щекам моим текли слезы.

Понимал умом, что я заматерелый партизанский разведчик. Повидавший такое, чего люди видеть не должны. Прошедший не через одно персональное чистилище. И все равно не мог сдержать слез. Свои! Теперь вокруг будут только свои!

Очнувшись, обратил внимание, что не у одного меня глаза блестят от слез. Блестят они и у сурового начальника разведки. И у эмоционального замполита, который по привычке тут же зацепился языком с новыми людьми. И даже у всегда сдержанного, являвшегося для нас подобием невозмутимого олимпийского божества Логачева…

Часть третья Оперативники

Глава первая

Восторженно-эйфорическое состояние не проходило. Наша взяла! Немцев выбили! Впереди только счастье побед!

Вместе с тем сжимало сердце беспокойство. Оно всегда возникает, когда человек переходит из одного положения в другое. Только что мы пахали на брюхе землю, мерили шагами бескрайние украинские леса, и сам черт нам был не брат. Мы знали, что и как делать. Мы знали цену и себе, и врагу. И вдруг нас выбросило в новое пространство, пусть и куда более уютное, но где еще только предстоит найти свое место.

Нашему отряду был дан приказ передислоцироваться в небольшой городок, где располагался партизанский штаб.

Мы шли по заснеженным дорогам, запруженным военными колоннами и техникой. Мне вспоминался 1941 год, когда немецкие армады, бесконечные, лязгающие сталью гусениц и тяжелым топотом сапог, двигались на восток. «Фрицы» были веселы, безжалостны и уверены в своей непобедимости. Со стыдом вспоминал я свой миг малодушия, когда мне казалось, что нет в мире силы, которая их остановит. Сегодня такие же мощные, уверенные в победе советские войска двигаются на запад. Только вот у «фрицев» уверенность была разбойничья, бесчеловечная, хищная. А у нас — праведная и справедливая. Поэтому победим мы. Потому что всегда побеждает тот, за кем правда.

Через некоторое время наш отряд и толпа еще незнакомых нам бойцов стояли в строю на площади перед двухэтажным кирпичным зданием партизанского штаба. И ждали с нетерпением, куда дальше пошлет нас военная судьба и воля командования.

По ступенькам спустился незнакомый нам генерал-майор. За ним чинно шествовали Логачев и еще пара командиров других отрядов.

Генерал обвел нас прищуренным хитрым взглядом и бодро воскликнул:

— Ну что, братцы партизаны! Не навоевались еще?! Или уже охота к жинке под бок?!

— Наша жинка — винтовка! Пока до Берлина не дотопаем, никому ее не отдадим! — крикнул записной балагур, вокруг которого, пока мы ждали построения, постоянно толпился народ, падкий до острых шуточек.

— Ну, вижу, боевой запал не иссяк, — улыбнулся генерал и зачитал приказ командования о расформировании нашего партизанского соединения. А потом продолжил: — Теперь будем решать, кого и куда. Нужно пятьдесят человек в десантную школу. Добровольцы?