Особо много добровольцев не набралось. Добрали в приказном порядке. Я в это число не попал.
— Хорошо, — кивнул генерал. — Этим немцев добивать в Берлине. А остальным бить врага внутреннего.
Оставшихся отрядили в войска НКВД по охране тыла и на работу в тыловых районах. Такое решение, в общем-то, напрашивалось. На освобождаемых от немцев территориях было неспокойно. Бузили и националисты, и оставленные немцами диверсионные группы, и отдельные немецкие подразделения, не поспевшие за основными силами и не желавшие сдаваться. Это была наша земля. Мы ее освободили. Но сколько же на ней еще осталось мин — и в прямом, и в переносном смысле этого слова…
Нам довели порядок комплектования подразделений и выдвижения. Обозначили командиров и маршрут: кому под Киев, кому в Житомир. Кому учиться, кому сразу в бой. Определили время сбора и выдвижения. И строй распустили.
Парни прощались, хлопали друг друга по плечам, обменивались безделушками на память. Или, наоборот, были рады, попав в одну команду. Никто с распределением не спорил. Есть приказ. Есть слово «надо».
К перспективе служить в войсках НКВД я отнесся достаточно спокойно. Как понял, предстояло заниматься тем же, чем и раньше: лазить по лесам-болотам и уничтожать группы врага, диверсантов и прочих вредителей. Дело знакомое. И Миколу, к моей радости, определили туда же, несмотря на его полицейское прошлое.
Тут ко мне подошел Логачев вместе с румяным, высоченным, под два метра, улыбчивым мужчиной лет тридцати пяти. Взгляд у последнего был хитрый и насмешливый, одет по гражданке, в ватнике, но на плече автомат Судаева с рожковым магазином.
— Вот что, Ваня, — приветливо произнес Логачев. — С Житомиром тебе придется подождать.
— А что случилось? — напрягся я.
— Не надоело тебе по лесам, как лось, метаться и по кустам палить? — хмыкнул Логачев. — Тут тебе дельце похитрее предложить хотим. Работу, так сказать, с людьми.
— И с нелюдьми, — добавил, жизнерадостно улыбнувшись, его спутник. — Иди к нам. Не сомневайся! У нас ребята отзывчивые. А вся бандеровская сволочь будет нами расфасована и упакована. Так, Андрей Пантелеймонович?
— Истину глаголешь, — тоже улыбнулся Логачев и вновь обратился ко мне: — Соглашайся, Иван. Я из всех только тебя рекомендовал.
Так я попал на краткосрочные курсы оперативных работников НКВД. И путь мой пролег прямиком до Харькова…
Глава вторая
— Порядок и график встреч на конспиративной квартире? — внимательно взирал на меня пожилой преподаватель, возможно, сам скрывавшийся еще до революции на таких вот квартирах от царской охранки.
Я бойко отвечал заученными пунктами наставления по агентурной работе, заодно приправляя фактами из собственного, пусть и не слишком богатого, но достаточно бурного опыта.
Учить чекистским премудростям нужно годика три минимум. Ну или хотя бы год, чтобы человек понял, кем он будет и как надо работать. Полгода — это в условиях военного времени. Ну а четыре месяца — это уж совсем слезы. Это когда очень уж припрет и люди нужны как воздух. И выпустят тебя со словами: «Чему мы не научили, служба научит».
Программа была очень напряженная. Голова пухла от избытка информации. Тело ломило от физических упражнений, отработки приемов рукопашного боя, метания гранат. Постоянно хотелось спать. Времени не хватало ни на что. Утрамбовать великое множество необходимых чекисту знаний нужно было в крайне сжатые сроки.
Спасала меня хорошая память, а также то, что учиться я всегда любил. Да и премудрости, которые в меня вкладывали, будто только ждали своей минуты, чтобы накрепко укорениться в моем сознании.
Все эти чекистские и конспиративные правила — мне приходилось с ними сталкиваться еще в комсомольской юности. И закрепил их хорошо при оккупации, будучи в разведке партизаном. Связные, резиденты, агенты, внедрение, вывод источника из агентурной разработки — все это я видел на практике. Во всем участвовал. Явки, пароли, объект агентурного интереса — все испытано на своей шкуре.
Топография — это вообще мое. Умел и по картам, и без таковых в лесу ориентироваться. Ну а диверсионные дела — тут сам мог бы быть преподавателем. Как прикрепить взрывчатку. Как выйти к объекту. Но по этому вопросу нас не готовили. Нас учили бороться с диверсантами, а это несколько другое.
Хотя, надо отметить, узнал я много нового. Не уставал донимать учителей своими вопросами.
Сильно меня успокоило, что удалось списаться с родными. Отец в Москве с матерью, на партработе. Братья воюют. Тетка с двоюродной сестрой вернулись в наш дом, который выстоял и теперь ожил. Все живы и здоровы — по нынешним временам это уже огромное счастье, доступное, к сожалению, немногим.
Проживали мы в теплых кирпичных казармах. Кормили вполне прилично и, главное, регулярно. Это вам не партизанский отряд, где сегодня у тебя сало и разносолы, а завтра шишки жуешь, чтобы с голоду не умереть, потому что немцы сожгли все продовольственные запасы.