Палач, скрипачка и дракон

— Что значит, «душить…» — начала Энрика.

— Такая консерва, — перебил Нильс. — Вставай на плечи, как в прошлый раз.

Он опустился на колено. Энрика с сомнением посмотрела на острия:

— Тут выше…

— А я сильнее.

— Плюс, нас двое. — Адам приклонил колено рядом с другом. — Прошу вас, фрау. Сцена ждет!

…

— Эм… Прости, — пробормотал Нильс, глядя на стонущую на утоптанном снегу с той стороны забора Энрику. — Об этом мы как-то не подумали.

Адам выглядел не менее смущенным.

— Вы в порядке? — поинтересовался он. — Руки целы? Главное — руки, вы ведь скрипачка.

— Целы, — прохныкала Энрика, поднимаясь с утоптанной дорожки. — Не обращайте внимания, я уже привыкла, что меня постоянно пытаются убить.

— Думай о хорошем, — предложил Нильс. — По крайней мере, ты не повисла на ограде.

— Слава Дио, — прошипела Энрика, потирая ушибленное бедро.

Нильс и Адам ловко перебрались через забор. Нильс опять подхватил Энрику, несмотря на протестующий крик:

— Я здесь уже сама!

— Так быстрее, — объяснил Нильс. — Ты ведь опоздать не хочешь?

Дверь в восьмой коттедж оказалась заперта. Ключ остался в кармане жакета, который сгинул где-то в недрах за́мка. Адам Ханн услужливо вынес дверь пинком. Внутрь Энрику пустили одну. Адам и Нильс остались снаружи, прислонившись к стене по разные стороны от дверного проема.

— Как будто и не было ничего, — сказал Нильс. — Ты и я, смертельная опасность, а мы идем себе вперед и смеемся.

Адам улыбнулся:

— Не хватало тебе этого?

— О, да, — вздохнул Нильс. — Вирту — великолепный город. Но когда изо дня в день только и делаешь, что ходишь с каменной рожей, начинаешь закисать. Может, попросить Фабиано перевести меня в лесорубы?

Помолчали, вспоминая десятки, если не сотни пережитых бок о бок приключений. Смешных и страшных, трудных и легких, пропахших пороховым дымом.

— Нет! — послышался крик Энрики. — Нет, только не это!

Нильс дернулся, готовый ворваться внутрь, но Энрика сама выскочила на кольцо, держа в руках останки скрипки. Гриф отломлен, струны порваны. Широко раскрытыми глазами Энрика посмотрела на Нильса:

— Они сломали мою-твою-вашу скрипку Тристана Лилиенталя!

— Вот дуры! — возмутился Адам Ханн. — Эта скрипка стоила больше, чем вся филармония.

Но Энрика его будто и не слышала. Погладила лакированный бок дрожащей рукой.

— Это была… скрипка. Она была живой!

Нильс положил руку на плечо Энрике.

— Просто скрипка, — сказал он. — Ты можешь сыграть на любой другой. Идем! Времени в обрез, Рика. Соберись.

Она собралась. Занесла обломки обратно в дом, задержалась немного — верно, прощаясь, — и вышла с сухими глазами.

— Идем, — резко сказала она и двинулась по дорожке, огибающей филармонию. Эту Энрику Маззарини Нильс не решился взвалить на плечо. Она бы его, вероятно, убила за одну лишь попытку.

— Теряя близких, одни становятся слабыми, другие — сильными, — заметил Адам. — Только вот, боюсь, всех сил этой малютки не хватит, чтобы выпросить у самовлюбленного скрипача любимый инструмент.

— Что, во всей этой филармонии не найдется ни одной лишней? — проворчал Нильс.

Они ворвались внутрь, распахнув настежь тяжелые двери, и зажмурились от яркого света. Выскочивший навстречу лакей сперва нахмурился, узнав Нильса и Адама, потом удивленно приподнял брови, увидев Энрику.

— Фрау Маззарини! — воскликнул он. — Что это с вами?

Ответить фрау Маззарини не успела. Нильс рванул камуфляжную форму у нее на груди:

— Раздевайся! Быстрее!

— Ну вот, — пробормотал Адам, — а говорил, не умеет.

Избавившись от формы, Энрика осталась в измятом свадебном платье. Лакей, ахнув, тут же кинулся помогать расправлять складки, но даже Нильс, ничего не смысливший в женских нарядах, понял: дело плохо. На платье осталась и кровь, и пыль, и грязь, и мокрые пятна от подтаявшего снега.

— Простите мою дерзость, фрау Маззарини, — пробормотал лакей, — но это единственный выход.

Одним ловким движением он оборвал верхний слой юбки, и Энрика осталась в нижнем. Платье уже не напоминало свадебное, длиной доходило до середины икр, зато и грязи на нем стало поменьше. Ботинки Энрика скинула без рассуждений.

— Чулки снимите тоже, — посоветовал лакей. — И рукава…

Лязгнула сталь.

— Мой милый ножичек к вашим услугам, о благородный лакей!

— Да, благодарю, благодарю…

Лакей принял тесак с опаской, но весьма ловко обрезал с его помощью рукава платья. Потом критически осмотрел обновленную Энрику.

— Любой модельер охотно подписал бы нам всем смертный приговор, но… Но в этом определенно что-то есть, — сказал он.

— Не достает какой-то изюминки, — задумчиво сказал Адам.

Нильс порылся в кармане шинели и вытащил корону.

— Вот, — сказал он, водрузив серебряный ободок на голову Энрики. — Твоя изюминка.

Лакей хлопнул в ладоши:

— Идеально! Совершенство!

— Совершенству требуется скрипка, — сообщил Адам. — Можем что-нибудь придумать?

Лакей помрачнел:

— Инструменты запирают, а ключ только у Флориана Дрешера… Он не обрадуется, если его отвлечь от музыки. Попробуйте попросить у кого-нибудь у конкурсантов, почти все уже отыграли.

— А эти, — подала голос Энрика, — три моих соседки, Толстая, Тощая и Носатая, — отыграли?