Стремительным движением, даже не прервав игры, скрипачка усилила натяжение одной-единственной струны, и в мрачную какофонию ворвался луч света, прорезал тучи — слабый, грязный, но сейчас, среди этой непроглядной тьмы, он пылал, будто огненный меч. Не надежда, не путеводный луч, даже не вера. Просто умение и желание идти вперед, несмотря ни на что. И в каком-то другом мире сотни людей, несчастных, замерзших и перепуганных, нашли в себе силы шагнуть вперед, разогнав движением тьму. Последовать за этим слабым лучом в никуда.
Все быстрее и быстрее порхает смычок, все ярче разгорается луч, все мрачнее черные тучи, и кажется, что сейчас противостояние закончится. Не может в мире быть такого напряжения, такого страха, такой отчаянной борьбы. Должен произойти взрыв, уничтожить все, опустошить вселенную, навеки положив конец всем стремлениям и битвам, всем движениям и порывам.
И в тот момент, когда каждый в зале приготовился умереть, смычок остановился. Сотни пар глаз смотрели на него, пока он, подрагивая, висел в воздухе. Неужели все? Неужели так и оборвется это… нечто?
Наверное, сама Энрика этого не знала. Тишина была частью ее реквиема, и сейчас она слушала, ждала, что подскажет «немелодия», как распорядится жизнь, какой звук или «незвук» должен раздаться следующим.
Жизнь распорядилась, но следующий аккорд реквиема суждено было сыграть не Энрике. Как будто порыв ветра снаружи — такой сильный и яростный, что его слышно даже здесь, сквозь толстые каменные стены. Да и сами стены содрогнулись.
Удар. Что-то сыплется сверху. Взгляды поднимаются к потолку, но никто не издает ни звука, хотя одна и та же мысль зарождается у всех одновременно.
Удар, удар, еще удар. Словно кто-то громадный идет по крыше, точно зная, где должен остановиться. Потом — тишина.
Скрипачка Энрика Маззарини опустила смычок и подняла голову. Некоторые говорили, что она улыбнулась, несмотря на текущие по щекам слезы. Другие утверждали, что лицо ее исказила гримаса ужаса. Третьи рассказывали, что не было ни того, ни другого: Энрика просто подняла голову, и тут же потолок раскололся надвое с душераздирающим грохотом. На сцену и в зал полетели камни. Ледяной вихрь ворвался в помещение, засвистел, заметался, запуская морозные когти в тела людей.
И люди не выдержали. С визгом и грохотом, роняя стулья, бросились к выходу. Давили друг друга, отталкивали, били, охваченные животным ужасом.
А Энрика стояла на сцене и смотрела вверх, слишком ошеломленная, чтобы улыбаться или испытывать ужас. Из темноты на нее глядели два огромных ярко-синих глаза. Разверзлась гигантская пасть, в которой клокотало пламя, но наружу вырвалось лишь рычание, поднявшее еще более могучий вихрь, разметавший волосы Энрики жарким порывом.
Две огромные передние лапы ступили на сцену, ломая ее, проваливаясь вниз, к каменному полу, который едва-едва выдерживал такой вес. Чешуйчатая голова приблизилась к Энрике, глаза холодно смотрели на нее, будто ожидая последнего слова.
И Энрика ударила смычком по струнам, выдав последнюю ноту. После чего опустила скрипку и смычок, тряхнула головой и выставила вперед правую ногу, бросая вызов дракону.
Дракон задрал голову, заревел так, что разорванное пополам здание филармонии содрогнулось, как живое. Пламя заклубилось в огромных ноздрях. А потом — кто мог ожидать от столь гигантской твари такой быстроты? — когтистая лапа метнулась вперед, фейерверком полетели щепки и доски из разгромленной сцены. Послышался крик Энрики Маззарини, оглушительно хлопнули два огромных кожистых крыла, и страшное видение исчезло. Не было больше ни дракона, ни Энрики Маззарини. Сцена опустела. Только на чудом уцелевшем ее участке, жалобно звеня, подпрыгивала серебряная корона.
Зрители тоже успели сбежать. В зале осталось пять человек.
Глава 20
Лиза и Рокко, затаив дыхание, стояли у стены и смотрели на Ванессу. Ждали, что она скажет, когда очнется. Они рассказали ей все, но это было десять минут назад. С тех пор рыжая ведьма сидела неподвижно за столом, гипнотизируя обкусанное яблоко.
— Вот сволочь! — прозвучали первые слова.
Лиза покосилась на Рокко:
— Как думаешь, это она о тебе или обо мне? — спросила шепотом.
— Если бы о нас — она бы не говорила, — так же шепотом ответил Рокко. — Убила бы сразу. Значит, про своего.
Ванесса не слушала. Нервно барабанила пальцами по столу, пока в глазах разгоралось зеленое пламя. Рокко почувствовал, как Лиза сжала его руку и вздрогнул. «Долго еще так вздрагивать придется», — подумал он. С ума сойти. Вот эта вот девушка рядом — жена! И это на всю жизнь! Как такое может быть?!
— Развод! — Ванесса лупанула кулаком по столу и, выудив из блюда с фруктами персик, принялась страстно его поедать.
Рокко моргнул, обдумывая слово, произнесенное сестрой. Осторожно высвободил руку, подошел к столу и сел.
— Развод? — переспросил он. — А разве так можно?