— Сестры Летцель? Давно. Они фаворитки конкурса, представили очень интересный номер.
Энрика пошла к двери в зал, откуда слышалось начало торжественной и патетической мелодии. Лакей бросился наперерез:
— Сюда, сюда, фрау Маззарини! Так вы попадете сразу за кулисы.
Он открыл дверь, впустив музыку в гардеробную, и показал на портьеры, тянущиеся вдоль всего зала. Энрика скользнула за портьеру, Нильс и Адам последовали за ней, бросив лишь быстрые взгляды на битком набитый зал, где многие даже стояли, и хрупкого юношу в очках на сцене.
За портьерами было темно. Нильс шел, спотыкаясь и ругаясь вполголоса. Где-то рядом тем же самым занимался Адам. Энрика, кажется, давно улетела вперед, дорогу ей освещала не то злость, не то страсть.
Наконец, путь завершился, и Нильс оказался в полутьме закулисья. Большое помещение с беспорядочно расставленными стульями, на которых сидят музыканты. Сразу видно, что практически все уже выступили. Некоторые морщились, вспоминая огрехи, другие, наоборот, блаженно улыбались, но никто не нервничал, не раздвигал украдкой занавес, чтобы посмотреть на сцену и в зал.
Энрика стояла на коленях.
— Пожалуйста! — говорила она. — Мне очень нужно выступить на этом конкурсе. Вся моя жизнь зависит от него. Я прошу всего лишь скрипку! На несколько минут.
Нильс почувствовал, как кровь ударила в лицо. Захотелось поднять Энрику на ноги, прикрикнуть, чтоб не смела унижаться. Но она готова была унизиться ради того, во что верила, а Нильс не имел никакого права что-то ей запрещать.
— Это она! — раздался противный голос. — Та, о которой мы рассказывали. Умственно отсталая клоунесса. Не вздумайте доверять ей инструмент! Угробит, к гадалке не ходи. Вон, гляньте, эта малахольная еще и корону нацепила!
— Как вам не стыдно? — проговорила Энрика, дождавшись, пока стихнет дружный смех. — Вы ведь сломали мою скрипку.
— Что-о-о?! — поднялись одновременно Толстая, Тощая и Носатая. — Да как ты смеешь на нас клеветать?
Нильс шагнул вперед, сжимая кулаки. Заметив его, сестры Летцель заголосили:
— Не смей подходить! Еще шаг, и мы кликнем стражу! Тебя же еще утром арестовали!
На плечо Нильсу опустилась рука Адама.
— Стражи нам только и не хватает, — сказал он. — Идемте. Быстрее, а то этот задохлик, кажется, завершает номер.
Нильс подхватил Энрику за руку и побежал за Адамом. Снова путь в кромешной тьме, порожки и ступеньки. Наконец, последняя портьера, дверь, ослепительный свет…
— Сюда! — Оттолкнув лакея, Адам подбежал к стене, на которой висела нелепая золотая скрипка.
— Адам… — выдохнул Нильс. — Ты уверен?
— Леонор давно нет, — резко сказал Адам. — А Энрика еще есть. Вещи должны служить живым.
С этими словами он ударил ногой в стену. По камню пробежала дрожь, и скрипка сорвалась с крепления, упала в руку Адама Ханна. Другой рукой он подхватил смычок и повернулся со всем этим к Энрике.
— Боюсь, ничем другим помочь не смогу.
Энрика взяла инструмент, покрутила в руках, коснулась струны и послушала отзвук.
— Адам, — тихо сказала она, — спасибо, но… Но на этой скрипке нельзя играть.
Адам протянул ей смычок.
— Кто-то запретил? — поинтересовался он. — Покажите мне этого идиота, я его пристрелю.
Энрика усмехнулась, покачала головой. Открыла рот, собираясь возразить, но Адам ее перебил:
— Я знаю, что скрипка — дрянь. Она была дрянью и в лучшие свои годы. Но вы ведь не дрянь, Энрика. Нильс так верит в ваш талант, что рискует жизнью, находясь здесь. Неужели весь наш бег через лес — зря? Покажите, на что вы способны. Сыграйте для нас. А все остальные… Да кого волнуют эти без десяти минут жертвы дракона?
— Фрау Маззарини! — Лакей бежал от двери, ведущей в зал. — Фрау Маззарини, вас вызывают на сцену! Заключительный номер — ваш.
Нильс внимательно смотрел на лицо Энрики. На миг оно сделалось растерянным, но тут же сдвинулись брови, сверкнули глаза. Рука сжала гриф.
— Иди, — улыбнулся ей Николас. — Покажи им, что такое Вирту.
— Иду, — выдохнула Энрика и побежала в зал.
— Удачи! — крикнул ей вслед Нильс.
Она обернулась в дверях. Улыбнулась, махнула рукой со скрипкой. А потом скользнула во тьму.
Выступление, навеки вошедшее в историю как Ластерской филармонии, так и самого Ластера, началось необычно. Публика, сплошь состоящая из истинных ценителей музыки (а кто еще явится на конкурс скрипачей в новогодний вечер?), несмотря на изначальную заинтересованность, утомилась. Все поглядывали на часы и предвкушали обещанный фуршет. Но оставался последний номер. Некая Энрика Маззарини из города Вирту, о котором слышали шесть человек во всем зале. Это считая Адама, Нильса и Флориана Дрешера. «Пусть она уже поскорей отыграет, — думали люди, — и мы отправимся есть и пить».