Палач, скрипачка и дракон

— Видите ли, своим вопросом вы показываете мне свою нужду. Вам зачем-то необходимо выйти замуж. Я знаю не так много ситуаций, в которых оправдана подобная спешка, и мне не хотелось бы оказаться ни в одной из них. Кроме того, мы не представлены, познакомились на улице, что не может служить хорошим началом супружеской жизни. Вы ходите в таком виде, который я не могу найти приличным, и, наконец, попросту легко одеты. Для женщины подобное пренебрежение теплой одеждой недопустимо, переохлаждение может сказаться на вас самым скверным образом. Зачем мне больная жена, которой я, к тому же, совсем не знаю, которая не выбрала меня из целого мира, а просто ткнула наугад пальцем? Прошу меня простить, я не собирался оскорблять вас, любезная фрау, но, боюсь, ваше предложение я вынужден отклонить.

— Ясно, — поникла Энрика. — Что ж… Спасибо и на этом.

Прежде чем она закрыла дверцу, устроившись в кибитке, парень сказал еще кое-что:

— И еще кое-что! Если вы все-таки настроены искать мужа, запомните, что в Ластере не считается приличным заговаривать на эту тему женщине. Предложение делает мужчина. Всего вам наилучшего, удачи на конкурсе!

С этими словами парень сам закрыл дверцу кибитки и стукнул по ней ладонью. Кучер воспринял это как сигнал к отправлению. «Н-н-но!» — услышала Энрика его крик, сопровождаемый щелканьем кнута. Кибитка тронулась, напомнив далекое детство, когда в подобной повозке, только открытой и запряженной тремя лошадьми, семейство Маззарини въехало в Вирту.

— Видно, придется выходить за дурачка, — пробормотала Энрика, глядя в крошечное окошко кибитки. — Что ж, на то воля Дио…

Больше она ничего не говорила, да и не думать старалась. Смотрела на проносящиеся мимо кварталы. Вот пробежала целая толпа кого-то вроде карабинеров — верно, опасного преступника ловить. Вот снежный городок, посреди которого стоит огромная елка, украшенная неразличимыми с большого расстояния разноцветными пятнами. Энрика раскрыла рот. Чего-чего, а такого в Вирту не было и быть не могло. Множество ледяных горок, лабиринты, скульптуры, огромные чаши — из прессованного снега и льда. Все это облеплено детьми, которые, весело гомоня, носятся с санками туда-сюда.

Вот бы тоже плюнуть на все и прокатиться с такой горки! Но увы, это не поможет ни конкурс выиграть, ни замуж выйти, только замерзнуть. И Энрика со вздохом отвернулась.

Кибитка скрипела еще долго, Энрика даже успела задремать. Все-таки бессонная ночь и столько переживаний основательно ее измотали. Когда же кучер стукнул по крыше и крикнул: «Приехали!» — Энрика проснулась с мыслью, что если за полкроны можно столько времени кататься в кибитке, то сто тысяч крон — это, наверное, действительно деньги немалые.

Сердечно поблагодарив кучера, который, ни слова не сказав в ответ, тут же рванул обратно, Энрика замерла перед зданием филармонии.

Здание самую чуточку напоминало церковь Дио, но чем — этого Энрика сказать не могла. Чувствовалось в нем какое-то непонятное величие, отрешенность от мирских забот. Шпили пронзают серые небеса, грозно и оценивающе смотрят узкие и высокие окна. Камень черный, стены дышат древностью. Филармония отнюдь не казалась дружелюбной, но, глядя на нее, Энрика вдруг почувствовала, что начинает любить Ластер. Грубый, дикий, большой и равнодушный — да, но в нем таится такая вот, настоящая сила. И Энрика собиралась к ней приобщиться.

Филармонию окружил забор. Стальные прутья с острыми навершиями, каменные столбики. Ворота приоткрыты ровно на столько, чтобы можно было беспрепятственно пройти пешком, а вот кибитки и кареты оставались снаружи. Энрика увидела их несколько. Не распряженные лошади, фыркая, топтались на месте.

— Черт знает что! — Энрика вздрогнула, когда из ворот вылетел пузатый коротышка с усами до плеч и бросился к карете, таща за собой упирающуюся блондинку с кофром в руке. — Такое заведение — и не может предоставить конюшни! «Обратитесь на постоялый двор!» Сейчас же!

— Ну папа, — ныла блондинка. — Я хочу участвовать!

— Я не позволю никому проявлять ко мне такое неуважение! Садись немедля, мы уезжаем.

Невозмутимый возница тронул поводья, и элегантная карета, увлекаемая тройкой лошадей, покатилась по мостовой, унося возмущенного усача и его расстроенную дочь.

— Бедная девочка, — вздохнула Энрика.

— Не то что ты, — отозвался шарик. — Победительница по жизни!

Энрика устало хлопнула по карману и пошла к филармонии. Миновала ворота. Увидела множество флигельков, окруживших здание. Из труб на их крышах поднимались уютные струйки дыма. Как же там, внутри, должно быть хорошо и уютно… Наверное, здесь живут музыканты. Общаются только с музыкантами. Целыми днями играют, собирают полные залы, и не беспокоятся ни о чем другом. Разве это не сказка?

Поднявшись по каменным ступеням, Энрика с трудом сдвинула массивную высокую дверь. Пришлось упираться плечом и скрежетать зубами. Изнутри веяло теплом, и одного этого было достаточно, чтобы не сдаваться до самой победы.

— Ох! — выдохнула Энрика, ввалившись в здание.