Палач, скрипачка и дракон

Гиацинто медленно подошел к столику. Поставил на него бокалы, а вот для бутылки места не осталось.

— Вы позволите? — Гиацинто смотрел на ногу Лизы.

— О, мой любезный друг Гиацинто, боюсь, я так устала, что мне и не пошевелиться. Вы не могли бы помочь?

Гиацинто, кажется, немного опешил, и Лиза взволновалась: не слишком ли торопит события. Но нет. Вот бутылка поставлена на пол, а сильные и длинные пальцы Гиацинто взяли ее за ногу. Лиза чувствовала его прикосновение сквозь тонкую кожу ботинка, и от отвращения из груди ее вырвался приглушенный возглас. Прозвучал он, правда, безо всякого отвращения, и это заметила даже Лиза.

Гиацинто не спешил отпускать ногу. Медленно поставил ботинок на пол, но продолжал поглаживать.

— Отличная обувь, — сказал он. — Вам очень идет, Лиза.

— Спасибо, — улыбнулась она и уже хотела было сказать, что ботинки подарила ей мама, но та же самая мама, крепко обосновавшаяся у нее в голове, грозно сдвинула брови и опять погрозила пальцем: «Не болтай! В этой войне кто больше говорит — тот и проигрывает. Иначе никак!»

— Спасибо, Гиацинто, вы так добры, — добавила Лиза и тут же спохватилась: — Ох, какая же я глупая! Прошла в дом в обуви. Простите… Сможете ли вы простить меня, Гиацинто?

— Конечно! — поднял тот взгляд к обеспокоенному лицу Лизы. — Это, право же, ерунда. Мы и сами нередко ходим обутыми…

— Да? А я уж было хотела вас попросить помочь мне разуться. Но, если вы не возражаете, тогда…

Глаза Гиацинто хищно блеснули.

— Не возражаю, — сказал он, и в голосе его прорезались коварные нотки. Игра началась по-настоящему. — Но, если ваши ножки устали…

Он посмотрел вопросительно, и Лиза закатила глаза:

— Ах, Гиацинто, вы даже не представляете, как они устали!

С шумно колотящимся сердцем Лиза следила, как Гиацинто неспешно развязывает шнурок на ботинке, осторожно тянет вниз. Вот ботинок соскальзывает, и Лиза с трудом сдерживает беспомощный писк: ее нога без всякой защиты осталась в руках Гиацинто.

— Какие у вас нежные руки, — пролепетала Лиза.

— Не такие нежные, как ваши ноги, — мурлыкнул Гиацинто. — Показать вам, как я делаю массаж ступней? Усталость как рукой снимет.

— Если вас не затруднит…

Гиацинто избавил ее от второго ботинка и массаж начался. Лиза откинула голову назад, изображая блаженство, а сама смотрела в потолок широко раскрытыми глазами и молилась, чтобы выдержать. Представляла, как идет через болото змей, которое находится на подступах к преисподней. Как ни странно, от этой мысли становилось немного легче.

— Вам ведь уже исполнилось восемнадцать? — поинтересовался Гиацинто.

— Конечно. А почему вас это интересует?

— Ну… Просто думаю, как так получилось, что мы с вами никогда не беседовали…

— Ах, не знаю… Это так печально, Гиацинто. Вы такой интересный собеседник и приятный человек. Но я все время проводила в молитвах, готовясь стать возлюбленной Дио, и мало кого замечала вокруг. В церкви бывала даже чаще, чем дома, а больше… А больше — нигде. Странно, что не замечала вас в церкви.

— Ну… Я не так часто ее посещаю. Видите ли, я ношу Дио в самом сердце, и мне не хочется делить его со всем городом. Ах, Лиза!

— Что? Что такое? — Лиза подалась вперед, посмотрела на Гиацинто, с несчастным видом держащего ее ступню.

— Я так несчастен! — всхлипнул он.

Началось! Мама и об этом говорила. Если мужчина преуспел в общении с женщинами, у него есть какая-то сказка, которую он рассказывает, чтобы возбудить к себе жалость. Как только начал делать скорбную моську — все, никуда не денется. Остается лишь молчать и утирать слезы.

— Но как вы можете быть несчастны? — Лиза прижала руки к сердцу. — С Дио в сердце, с такой замечательной женой…

— Жена! — поморщился Гиацинто, поглаживая ногу Лизы, поднимаясь все выше и выше, почти до колена. — В ней и кроется тайна моего несчастья…

«Ну да, — подумала Лиза, глядя, как пальцы Гиацинто подбираются к ее бедру. — Три месяца любиться нельзя — вот уж беда так беда!»

— Неужели вас обженили насильно? — ляпнула вдруг Лиза и не успела прикусить язык, а Гиацинто уже яростно кивал:

— Именно! Именно, моя милая Лиза! Поверите ли, но мое сердце было отдано Энрике Маззарини.

— Она упоминала, — вздохнула Лиза. — Но что же произошло?

— Коварная, коварная Ванесса! — причитал Гиацинто. — Она колдовством избавилась от Энрики, а на меня наложила страшное заклятие. Теперь, оказавшись рядом с ней, я не могу и думать ни о ком другом, а как только она за порог — я засыпаю колдовским сном. Но вот явились вы, и я пробудился. Это ли не перст судьбы?

«Складно п…дит!» — восхитилась мама, и Лиза склонна была с нею согласиться. Ложь Гиацинто, при всей ее бредовости, отличалась несомненным талантом и оригинальностью.

— О, Гиацинто, вы хотите сказать… — Лиза перешла на шепот, — что я вас расколдовала?

Она постаралась изобразить на лице искреннюю радость от того, что смогла услужить Гиацинто. Но тот быстро смекнул, что может остаться ни с чем, и поторопился возразить:

— Ну… Нет, не совсем. Я слышал, что заклятие можно снять только любовью…

— Должна ли я вас поцеловать? — почти беззвучно прошептала Лиза.