– Я сама слышала грохот и вой, которые эта тварь издает в подвалах, – сердито посмотрела на него Аглая. – И даже видела мельком. Да вы и сами, как ночь придет, всё прекрасно увидите и услышите. Я же говорю – работа в самый раз для вас, потому как экзорцизмы на это диво не действуют, а магичка ничего учуять толком не смогла. Явно какой-то фейри пролез.
– Понятно, – Робертино положил руки на колени и подался вперед. – А вторая проблема в чем заключается?
– А вторая проблема очень деликатная, – прищурилась Аглая. – И я бы хотела, чтобы о ней вы держали языки за зубами, по крайней мере не трепались об этом кому попало. В общем, у меня есть серьезные подозрения, что кто-то из сестер тайно практикует какую-то ересь. Я это чую, но определить, кто именно – не могу. Так что вам придется мне помочь их выловить.
– Это задача для опытных храмовников, – серьезно сказал Оливио. – А мы – младшие паладины. Нас даже еще толком не учили подобным вещам.
– А вы попробуйте. Мне очень, очень не хочется вызывать храмовников и инквизицию в мой монастырь. Да и вам оно ни к чему, ведь тогда отсюда никого не выпустят, пока не расследуют это дело. И Луиса в самом лучшем случае тут и останется сидеть, пока будет идти следствие, а в худшем – ее могут таскать на допросы… как и всех нас, – преосвященная Аглая передернула плечами. – Словом, лучше бы вам найти еретичек, тогда по крайней мере мы сдадим инквизиции только их, и монастырь под полную ревизию не попадет, храмовники и инквизиция с остальных только клятву под присягой возьмут. Сами понимаете: одно дело, если мы сами изловим отступниц, а другое – если вызовем инквизицию с храмовниками для этого. Ведь это будет означать, что мы не только допустили ересь в нашем монастыре, но и не сумели ее выявить!
Опасения настоятельницы были не пустыми. Если ей не удастся выявить, кто из монахинь или послушниц занимается еретическими практиками, ей придется вызывать храмовников с инквизицией, чтобы они этим занялись. И тогда монастырь и правда будет закрыт на все время следствия, а его репутация сильно пострадает, и паломники начнут обходить его стороной. А это большие убытки, да и население здешнее, хоть и по виду набожное, но до сих пор, спустя столько веков от Откровения Пяти, тайком чтит духов гор и оставляет им приношения. Еще не хватало, чтоб здесь вера пошатнулась.
– Хорошо, дорогая тетушка, мы попробуем вам помочь, – сказал Робертино. – Сначала займемся фейри в подземельях. Это, по крайней мере, проще. Но совсем с самого начала мы бы пообедали… и желательно так, чтобы нас особо никто не видел. Не сомневаюсь, что привратница и другие, кто нас видел, разнесут эту весть по всему монастырю, но все-таки хотелось бы, чтобы нас увидело как можно меньше народу, а то ваши еретички испугаются и затаятся, и тогда мы их точно не выследим.
– Они не мои, они свои собственные, – пробурчала Аглая и позвонила в колокольчик.
В келью вошла молодая монахиня и склонилась в простом поклоне:
– Слушаю, преосвященная.
– Привратницу немедля с ворот снять, в одиночную келью запереть, скажи ей, что я ей послушание назначаю, за болтливость излишнюю, потому ей предписывается два дня строгого молчания. А сестру-попечительницу и сестру-келаря ко мне. Сюда принести обед для моих гостей. И обустроить келью для покаяний… самолично туда матрасы принесешь, одеяла и прочее, что требуется, и еды какой-нибудь посытнее. Потом проведешь сеньоров паладинов туда так, чтоб никто не видел.
Монахиня оценивающим взглядом прошлась по двум паладинам:
– Не слишком ли молоды, матушка? Справятся ли?
– Если на то будет милость Девы. К тому же они по крайней мере уже здесь, и если Дева смилостивится – и запрос в канцелярию писать не надо будет, а только извещение… Понимаешь?
– Понимаю, преосвященная. Будет сделано все, что требуется, – поклонилась монахиня и вышла.
Вернулась она через пять минут с подносом, на котором исходили паром две миски с паэльей, громоздились лепешки, пупырчатые огурцы и два пучка салата, лежали два мокрых горячих полотенца для рук. И стоял кувшин, по запаху от которого Робертино сразу определил медовый горский напиток – из сваренных в соке с водой и медом яблок и шиповника. Монахиня придвинула к диванчику две табуретки и поставила на них поднос:
– Угощайтесь, сеньоры паладины, чем боги порадовали.
И опять ушла. Робертино, который уже с утра успел проголодаться как следует, тут же вытер руки, взял деревянную ложку и погрузил ее в дымящуюся паэлью:
– Благодарю, тетушка. А пока мы будем есть, все-таки расскажите подробно о ваших подозрениях насчет ереси.
Оливио молча взял ложку и лепешку, и занялся паэльей.
В келью зашли две пожилые монахини – попечительница и келарь. Склонились перед настоятельницей:
– Преосвященная…
Аглая махнула рукой:
– Надеюсь, вы понимаете, что о том, что в монастырь приехали паладины, болтать не следует?