Еда была простой: первым делом на стол поставили пару корзин свежеиспеченных плоских лепешек, деревянные миски с крупно порезанным овечьим сыром и плетеные подносы с яблоками. Потом внесли кувшины со знаменитым местным вином лагримас ду соль, белым и красным. А потом – запеченное с травами и чесноком мясо, отдельно к нему – кисло-сладкий сливовый соус. А потом понесли жареную печенку с луком и укропом, вареную картошку с маслом и стеблями дикого чеснока, ребрышки с горчицей, кукурузную поленту с красным перцем, брынзой и шкварками, печеные овощи и салат из крупно порубленных огурцов, томатов, сладкого перца, оливок, белого репчатого лука, базилика и латука, заправленный оливковым маслом с горчицей и черным перцем. Для придворных паладинов и кадетов готовили дворцовые повара, так что Жоан за последние три с половиной года уже привык к куда более изысканной еде. Но стоило ему обмакнуть в соус кусок мяса и унюхать аромат жареной печенки, как он тут же и понял, что по родной домашней еде соскучился неимоверно. Так что он воздал должное всему, что было на столе, и вину тоже. Хоть и старался особенно не налегать, но когда уже после ужина добрел до своей комнаты, понял, что слегка поднабрался. Так что он упал на кровать, не раздеваясь, и даже не зажигая свет, и лежал, ни о чем не думая, просто наслаждаясь тем, что он дома, только что вкусно поужинал, а в раскрытое окно веет прохладным ветерком, пахнущим травами с вершин холмов и самую чуточку – морской солью. Океан был в тридцати милях отсюда. Океан был для Сальмы благом – он дарил довольно засушливой провинции влажный ветер и туманы, отчего виноград получался просто замечательный, а травы на плоских вершинах холмов – сочными и слегка солоноватыми, и на них хорошо было пастись овцам-сальмиосам. И океан был для Сальмы недостижимой мечтой – потому что на всем протяжении побережья не было ни одной бухточки, ни одной гавани, хоть сколько-нибудь пригодной для постройки порта. Только крутые скалы да узкие полоски галечных пляжей под ними, кое-где разорванные ущельями-устьями рек. Океанские волны били в эти скалы и размывали пляжи, так что не было никакой возможности построить хоть какую-нибудь пристань. Даже немногочисленные рыбацкие деревушки прятались от этих волн за скалами, а рыбаки на лов выходили только в штиль. Так что несмотря на морское побережье, Сальма всегда была сухопутным краем и не вела никакой морской торговли напрямую, о чем непрестанно сокрушалось каждое поколение сальмийских донов. Но еще больше они сокрушались о том, что негде устроить хоть какую-нибудь солеварню, хоть под боком и океан.
Ветер стал крепче и холоднее, и задремавший было Жоан проснулся, встал, закрыл окно. Услышал, как по галерее второго этажа мимо его двери кто-то прошел, как открылась дверь в соседнюю комнату, к Джорхе. Услышал негромкий голос Мартины. Вздохнул, прекрасно понимая, что очень скоро из-за стены он услышит весьма недвусмысленные звуки. Не то чтоб он завидовал брату, скорее сожалел о том, чего больше никогда не может быть. Взял свой меч с перевязью и спустился вниз, в гостиную.
Там в камине тлели угли, развеивая ночную сырость, горел всего один светошар из пяти, а возле камина в плетеном кресле, положив на скамеечку ноги, обутые в домашние войлочные туфли, сидел дедуля Мануэло, пил вино и неторопливо пыхал дымной палочкой, вставленной в длинный роговой мундштук. Его мундир висел на спинке кресла, а меч лежал на банкетке, рядом с которой стояли и его сапоги. Старая профессиональная привычка странствующего паладина – чтоб меч и сапоги всегда были рядом, а то мало ли чего.
– Э, добрый вечер, дедуля, – сказал Жоан и прошел к камину.
– И тебе того же, – выпустив дымок, сказал дед. – Чего не спишь?
– Да так…
Жоан повесил свой меч в ножнах на крюки возле камина. На то место, где этот меч и висел до того, как Жоан его взял с собой, отправляясь поступать в Паладинский Корпус. Обычно паладинам мечи делают каждому индивидуально, под руку, и делают не простые кузнецы, а посвященные Мастера, используя дозволенные только им особые заклятия магии крови. Потому-то в чужих руках паладинский меч – это просто меч, пусть и очень хороший. Но иногда бывает так, что мечи передают по наследству, от кровного родича к кровному родичу – и тогда меч работает как положено. Прадед Жоана по семейной традиции сделался паладином и получил по наследству меч, когда-то принадлежавший тому самому Роже Дельгадо, но судьба повернулась так, что он вдруг остался последним в роду по прямой линии. И тогда, чтобы не угас старинный род, с него сняли обеты. Так паладин Дельгадо стал доном Дельгадо, приехал в опустевшую усадьбу и повесил свой меч на крюки возле камина. Женился, породил детей, в том числе и сеньора Мануэло… а когда старший сын достиг двенадцати лет, взял да и ушел снова в паладины. Так что этот меч Мануэло и не достался. А в следующем поколении из сыновей был только Сезар. Вот и висел меч у камина после смерти прадеда, пока не пришла Жоанова очередь стать паладином.