Паладины госпожи Франки

«Ваше просвещенное преосвященство! Папа-Лёвушка!

Я напишу это послание, залью сургучом и пришлепну всеми имеющимися в моем герцогском распоряжении печатями. Если вам придется его читать, значит, меня уже не на этом свете и это моя последняя исповедь. Каюсь, я нарочно пренебрегала ею последние месяцы. Понятное дело, вы не растреплете моих секретов, только вам до поры времени и самому знать их не стоило. Чего уж там, смерть — дело житейское: в конце концов вы как раз ее — судьбу мою — и видели там, в древнем цирке, когда напились колдовского напитка и уснули близ моих ножек.

Моя беда в том, что на меня обрушились все мои лжи во спасение, все житейские ухищрения и политические уловки — и сразу. Мой уговор с мужем играть в нелюбовь, щадя то ли мою материнскую, то ли его отцовскую репутацию. Моя шальная влюбленность в Идриса. Пока это длилось, я не раз припоминала ваши слова о том, что истинная любовь не должна стремиться овладеть своим предметом. Но у женщины, в отличие от вашего пола, это отдача, расточительство, самозабвение дара — и поэтому куда больший соблазн: пусть даже он остается в мыслях, как у меня.

Что еще вменю себе в вину? То, что я когда-то всклепала на себя происхождение из «Народа Книги». И то, что я выменяла у гябров их секретное оружие на чужое побратимство и чужую душу — добро бы свою. Но хуже всего была игра против Аргалида на стороне Аргалида.

Если человек повинен впустить в мир зло, он должен быть готов и к тому, что оно обернется против него — и тогда ему придется бросить всё, что он имеет, — и любовь, и жизнь, и то, что дороже жизни, — дабы закрыть брешь. Это мне и предстоит.

А всё-таки я довольна тем, что сделала в здешнем непутевом мире, и более всего — своим тройным уловом. Вы с Яхьей разделите, наконец, светскую и духовную власть, которые не вполне по установлению держал в Горах Однорукий Саир. Вы притянете к себе Юмалу и цианов, он — гябров: и так будут соединены обе створки Раковины. И не будет у вас в будущем ни диктатора Эйтельреда Аргала, потомка проклятого рода, ни женщины, которая хотела творить добро, но всё совершаемое ею низвергалось в бездонную пропасть Хаоса…

Ох, простите, я подобралась к самому главному, к тому, о чем вы догадывались и во что никак не могли поверить; и, похоже, снова пытаюсь увильнуть от прямого объяснения. Вы ведь обращали внимание на эпитеты, которыми в Лесу, да и вообще в Динане, награждают Иисуса? Звездный Странник. Лунный Пастух. Небесный Бродяга. Он идет от одного мира к другому и во всех воплощается, соединяя их в Себе. А друзья Его, веселые нищие и отважные святые, получают свободу передвигаться в разных временах и протяженностях, которые для обычного человека намертво отгорожены друг от друга. Или он так думает, что отгорожены. Ну так вот, я тоже этот самый… Странник. Только не пугайтесь, папочка. В сущности, каждый из нас немножечко лошадь… тьфу, Бродяга и тэ дэ. И вы тоже. И Даниэль. И в потенции — наш Френсис-Идрис.

Штука в том, что жизнь человека — аккорд, в котором он, в силу своего несовершенства, слышит одну ноту. Мы живем во многих мирах, «верхних», «нижних» и просто земных. Может быть, это и есть чистилище — лестница Иакова и вдобавок Дантовы семь кругов ада, и семь небес — миров Аллаха. В смысле того, что так это отражается в грубом — и не очень грубом — человеческом восприятии. Так вот, Франка одновременно чувствует по крайней мере две ноты и два мира. Или, скорее всего, деревенская девочка там, под надвратной башней Лэн-Дархана, погибла, и от светлой нити, которой была ее жизнь, в ткани бытия осталась прореха, выдернутая, как в мережке, строчка, куда продели жизнь воительницы, оборвавшуюся от сабельного удара в сердце…. Но вот та воительница была из будущего, и притом — не вашего здешнего, иначе бы ничто не удалось. Франка-Танеис. Я это поняла, когда увидела Статуи. Только во времена Танеиды Эле, Кардинены, они были открыты. Поистине, сюжетец для шевалье Сирано, если не для сэра Джонатана Свифта: пришелица надевает на себя чужой облик и всё-таки чувствует, что он ее собственный аж до последней родинки!

Ф-фу. Ерунда, правильно? Это надо чувствовать в себе, а не рассказывать. В общем, считайте, я объяснила, как могла, а до непонятого сами авось дойдете.

Теперь о вещах приятных и успокоительных.

Я думаю, мы с Марией-Ноэминь верно сделали, что не окрестили своих сынишек почем попадя, а решили дождаться лично вас. Я лично, по своей религиозной неискушенности, вечно изумлялась, что попы, в равной степени католические и протестантские, крестят не столько во спасение и искупление грехов, сколько «в церковь», и хочу, чтобы в таком случае это была ваша личная, так сказать, церковь. Добрая и «всехняя», как мы говорили в детстве.

А теперь прощайте. Любите моего сына! Берегите побратимов: тезку — от беспутной чувствительности, Идриса, если приведется, — от слома его судьбы! Молитесь за моего любимого!

При сем остаюсь навеки ваша -

Франциска-Екатерина-Танеис-Розабельмунда Гэдойне.»