Палата на солнечной стороне. Новые байки добрых психиатров

А потом группа отправилась в отделение, расспрашивать Дмитрия. Что беспокоит? Ну, не то чтобы беспокоит – просто присутствует. В жопе стук. Слышится или ощущается? Слышится. «Тук-тук». Да, постоянно. «Тук-тук» – будто кто-то стучит. Ага, как в дверь.

И тут одна наша тихоня-отличница, невинно хлопая глазками, задала вопрос. В полном соответствии с темой занятия.

– Скажите, Дмитрий, а этот стук в вашей… – Она покраснела, но собралась с силами и продолжила: – Так вот, этот стук, он откуда?

– Что значит «откуда»? – не понял Дмитрий. – Я не знаю, откуда он взялся.

– Нет-нет, вы не так поняли, – торопливо добавила студентка и снова покраснела, – я хотела спросить: стучат к вам ИЗНУТРИ или СНАРУЖИ?

Дмитрий так загрузился этим вопросом, что не заметил, как группа, красная уже поголовно, утирая слезы, тихо ретировалась из отделения.

– Надо же! – изо всех сил стараясь сохранить каменное лицо, промолвил преподаватель. – Такой невинный вопрос, но с каким подтекстом! Я вас поздравляю, девушка. Вы никогда не задумывались о карьере психотерапевта?

Хочу развидеть третьим глазом…

Поголовье любопытствующих, страстно желающих разлепить свой третий глаз, проморгаться и поглядеть, что там, за дверями привычной реальности, не иссякает, хотя их и стало несколько меньше, чем лет этак пятнадцать-двадцать назад. И никого почему-то не смущает, что подглядывать в замочную скважину нехорошо. И мало кто опасается, что оттуда непрошеному вуайеристу могут и карандашом через эту скважину засветить. Астральным, но все равно неприятно. И уж совсем мало кто вспоминает, что Елена Петровна Блаватская предупреждала: когда-то давно в ряды посвященных набирали лишь тех, чья психика очень и очень устойчива.

Юра (дадим ему такое имя) ходит на прием уже много лет. В стационаре его тоже не успевают забыть: раз в полтора-два года он туда попадает. Когда решает стать соавтором схемы лечения. Не так давно он увлекся оккультизмом, несмотря на мой ему совет крепче дружить с той реальностью, в которой большую часть времени пребывает. Юра клятвенно заверил меня, что он это не всерьез, чуть-чуть и вообще лишь для общего развития. И исчез из поля зрения на полгода. А потом вернулся весь в растрепанных чувствах и попросил, чтобы его поскорее угоспитализировали.

– Что случилось, Юра? – спросил я его.

Юра вздохнул и стал рассказывать. Будучи по натуре товарищем деятельным, он быстро отказался от попыток прочесть «Тайную доктрину»: уж очень снотворный эффект, вырубает уже на второй странице. «Калагия» тоже как-то не пошла: Юра честно попытался ее осилить, мозг его честно-честно попытался свернуться, так что пришлось это дело бросить и переключиться на источники, написанные не столь зубодробительным штилем. А потом перейти к практическим занятиям, поскольку критерий истины есть что? Вот именно.

Проведя несколько бессонных ночей за попытками продрать третий глаз, Юра отметил, что реальность слегка поплыла, и поздравил себя: дело пошло! Можно приступать к следующей части лабораторной практики. Нарисовав на полу пентаграмму и расставив в узлах несколько чайных свечек, Юра сосредоточился на вызове потусторонней сущности. Пусть это будет суккуб, решил он. Желательно, пофигуристее. А чтоб вызов прошел успешнее, отправил в рот горстку циклодола.

Свечи уже почти прогорели, когда в пентаграмме что-то заклубилось, в голове раздался недовольный голос и поинтересовался, кто это такой добрый, что звонит в полчетвертого утра. Юра повторил заказ. Голос сказал, что все суккубочки по вызову заняты, но раз уж смертный его потревожил, то есть у него для Юры дело. Что за дело? – забеспокоился Юра, который всегда с подозрением относился к перспективе стать добровольцем или выдвиженцем. Бэл – так представился незнакомец – стал рассказывать.

Оказывается, много тысяч лет назад он был тут, в этой реальности, большим боссом. Храмы, жертвы, загородные резиденции, все дела. А потом приперся один не в меру шустрый товарищ. Яхве кличут. Пришел и стал беспредельничать. То одному явится с идеями экстремистского толка, то к другому. В общем, сформировал оппозицию. И пошло-поехало: сначала кружками подпольными собирались, потом осмелели, пошли храмы бомбить, прихожан запугивать. А когда идеи овладели более широкими массами, да не по разу, да в особо извращенной форме – произошла великая религиозная революция. Ну, это с точки зрения новообращенных. По мнению Бэла – гнусный переворот. А память-то у народа короткая. Всего пару с небольшим тысяч лет – и вот о нем уже никто не помнит. А если и поминают, то исключительно как демона. Обидно же. В общем, настал исторический момент и пора восстановить справедливость. И ты, Юра, отправишься в поход.

«Крестовый?» – на всякий случай уточнил Юра. «Какой крест, ты о чем, смертный?» – возмутился Бэл. – Крест – это выхолощенный символизм! Никаких ложных символов – только реальная мощь, только хардкор! Я дам тебе лингам!»