– Эфиоп твою мать. – Митька нарисовал в воздухе число «56».
– Шестой десяток пошел, а матом ругается как дите малое! – пожаловалась старушка. – Олигохрен, как есть олигохрен!
– Детонатор, эфиоп твою мать! – погрозил ей Митька пальцем.
Доктор продолжил расспрос. Осторожно пробираясь среди детонаторов и эфиопских матерей и старательно избегая соблазна перейти на фольклорный вариант общения, он выяснил, что да, действительно, бывают у пациента периоды, когда все вокруг сильно начинает раздражать. А невозможность донести до окружающих нужную мысль в приличной форме лишь усиливает это раздражение. А правая рука до сих пор слушается плохо, и записки, в случае крайней необходимости, приходится писать левой, что вообще невыносимо.
– Ну хорошо, – решил подвести итог доктор. – Теперь послушайте оба сюда.
– Детонатор, – согласно подвинулся поближе Митька.
– Для начала идете к участковому психиатру, чтобы он подобрал вам что-нибудь от раздражительности и для настроения, – стараясь формулировать как можно проще, сказал Денис Анатольевич. – Это понятно?
– Эфиоп твою мать! – заверил его Митька.
– А потом идете к своему неврологу…
– Детонатор!
– Не детонатор, а идете обязательно! – Доктор был непреклонен. – И настаиваете, чтобы он подобрал вам лечение. А то ишь чего вздумали: в остром периоде после инсульта полечились – и бросили! Так дело не пойдет, вы меня поняли?
– Эфиоп твою мать, – нехотя согласился Митька.
– А сейчас давайте попрощаемся. – Денис Анатольевич встал и протянул руку. – В больнице у нас вам делать нечего, но на прием чтоб как штык!
– Детонатор! – неуклюже взял под козырек Митька. – Эфиоп твою мать!
– И вам счастливо оставаться, – пробормотал Тимур.
Не успели сесть в барбухайку – позвонила диспетчер и передала вызов на белую горячку, в пригород, к черту на кулички.
– Эфиоп твою мать! – с чувством сказал Денис Анатольевич.
– Детонатор! – согласился с ним Тимур.
Квазисуицидальный поступок
Вопреки впечатлению, которое может сложиться из прочитанных баек, далеко не каждый выезд нашей спецбригады заканчивается для адресата покатушками на машине с мощным мотором, в теплой компании и под цветомузыку. Почему? Причины разные. Бывает, что клиент оказался шустр, и к тому же с неимоверно обостренным чувством шухера. А бывает, что и помешательства как такового вовсе не было. Мало ли что наговорят люди диспетчеру. Причем порой такие люди, от которых никак не ожидаешь ошибочной оценки состояния.
Когда в спецбригаду передали вызов из хирургического отделения и попросили прибыть побыстрее, поскольку-де назревает суицид, Владислав Юрьевич пожал плечами и велел орлам собираться. Быстрее так быстрее. Включили мигалки, водитель дал газу – словом, долетели с ветерком.
Дежурный врач отделения (дело было поздним вечером) доложил, что пара больных закрылась в палате и отказывается кого-либо к себе пускать.
– А при чем тут суицид? – полюбопытствовал Владислав Юрьевич.
– Так ведь закрылись же! – уверенно отвечал дежурный врач.
– Это не к добру! – встряла дежурная сестра.
– Ох, чую, откроем – а они там уже холодненькие! – добавила жути пожилая санитарка.
– А сейчас они признаки жизни подают? – спросил Владислав Юрьевич.
– Подают, ой подают! – радостно сообщила санитарка. – В основном матерные!
– Может, они там не просто так… уединились? – предположила вторая дежурная сестра, помоложе, и густо покраснела.
– А вот это мы сейчас и выясним, – бодро сказал Тимур. – Ведите, сестры!
Охранники, которых вызвали чуть раньше, уже примерялись, как бы поаккуратнее вынести дверь, но Тимур попросил их посторониться.
– Мужики! – зычно позвал он. – Вы там как, еще не повесились?
– А что, надо? – удивленно отозвались из-за двери.
– Я, в общем-то, не настаиваю, – милостиво ответил Тимур. – Но тут про вас всякое рассказывают. Даже краснознаменная психбригада имени товарища Зигмунда Фрейда прибыла. Так что открывайте – пообщаемся.
– А если не откроем? – спросили из-за двери.
– Тогда открою я, и мы все равно пообщаемся, – пообещал Тимур. – Только поподробнее.
За дверью послышался звук торопливо отодвигаемых коек, которыми она была забаррикадирована, и через пару минут Владислав Юрьевич уже беседовал с постояльцами палаты.
Оказалось, что на вечернем обходе оба мужика, каждому из которых предстояла операция по поводу желчекаменной болезни, пожаловались доктору на недомогание: у одного снова бок прихватило, у второго разболелась голова. Доктор выслушал, но как-то, на их взгляд, невнимательно, дал на ходу непонятные указания медсестре и отправился дальше. Мужики увязались было за ним – дескать, мы еще не на все пожаловались! – но доктор спешил.