Невозможность прямого заимствования из Палеи в летопись была убедительно обоснована В. М. Истриным[1220]
, под влиянием аргументации которого факт обращения Палеи и летописцев к общему источнику исторических свидетельств был принят многими последующими исследователями[1221].Некоторые учёные в новейших своих исследованиях, касаясь темы взаимоотношений летописи и Палеи, считают возможным говорить о влиянии Палеи на летопись. Прежде всего здесь следует назвать Д. С. Лихачева, который сформулировал свою позицию по проблеме в связи с анализом содержания «Повести временных лет». В пространных комментариях к публикации древнейшей русской летописи совпадения между «Речью философа» и Палеей Д. С. Лихачев объяснял заимствованиями, которые делал Составитель Палеи из «Повести временных лет»[1222]
. Указываются и другие исторические сюжеты, которые учёный связывает с проникновением летописных сведений в Палею[1223]. В общем и целом он склонялся к мнению о зависимости Палеи от летописи, хотя одновременно не исключал возможности существования у Палеи и «Повести временных лет» общего источника. Эту же точку зрения, по всей видимости, принимает и Г. Подскальски[1224].К мнению о вторичности чтений Палеи в сравнении с параллельными летописными чтениями перечня народов Начальной летописи склоняется А. Г. Кузьмин[1225]
. И всё же проблема остаётся дискуссионной. Те же совпадения характеристик восточноевропейских племён в летописи и в Палее И. В. Борцова объясняет существованием общего источника, черпая из которого, летописец и Составитель Палеи вносили свои коррективы[1226]. Убедительными и важными в решении вопроса представляются доводы О. В. Творогова. Исследователь обратил внимание на то, что палейный текст значительно подробнее летописного и, следовательно, нельзя делать однозначного вывода о влиянии «Повести временных лет» на Палею[1227].О. В. Творогов отказался сводить сходство памятников к взаимным влияниям их друг на друга. Он убеждён, что наиболее перспективен путь поиска общих источников, который наилучшим образом может изъяснить близость палейных и летописных текстов. Таким общим источником исследователь считает «Хронограф по великому изложению», который составителем начального свода мог использоваться лишь в его хронографической части. Библейских сведений «Хронограф по великому изложению», согласно О. В. Творогову, не содержал, а «Речь философа», в языке которой имеется ряд русизмов, отражающих русскую обработку, попала в летопись уже в готовом виде. Таким образом, среди общих источников палейно-летописных совпадений «Хронографа по великому изложению» скорее всего не было, а близость Палеи летописи в этой части требует дальнейшего специального изучения[1228]
.Как видим, исследование исторического компонента Палеи Толковой в перечисленных выше работах служит в первую очередь задачам текстологии, которая лишь подготавливает надёжную источниковедческую базу для осмысления историософского содержания произведения. Хотя Палея долгое время и квалифицировалась как историческое произведение, реконструкция историософских воззрений наших предков в современных научных трудах базируется прежде всего на летописных текстах, а также на переводных и оригинальных сочинениях, которые менее всего имеют отношение к собственно историческому жанру («Слово о законе и благодати» Илариона, «Поучения» Серапиона Владимирского, «Откровение Мефодия Патарского» и др.)[1229]
. Палея, в силу того что исследователи замыкают анализ её исторического материала преимущественно на текстологию, во многом остаётся памятником невостребованным для решения таких задач. Вместе с тем данный тематический пласт сопряжён с изложением средневековой концепции исторического бытия и насыщен информацией, касающейся многих сфер человеческого знания.Поскольку со стороны содержания не приходится отрицать тесной взаимосвязи между Палеями и хронографами[1230]
, позволим привести вывод, который сделан на основе анализа хронографов и который распространяется также и на взаимодействовавшую с хронографами Палею, выявляя присущую этим историческим компиляциям энциклопедическую природу: «Они являлись поистине энциклопедическими памятниками, знакомившими читателей с обширным кругом сведений из различных областей истории, философии, богословия и культуры»[1231]. Из сказанного ясно, что исторический компонент Палеи, являясь одним из элементов присущего памятнику энциклопедизма, сам выступает в роли носителя информации энциклопедического характера.