Палеонтология антрополога. Том 3. Кайнозой

Впрочем, культура неандертальцев ни в Сибири, ни на Ближнем Востоке практически не поменялась, что даже удивительно. Похоже, эти суровые люди были фанатичными приверженцами концепции, что если что-то работает, то не надо ничего менять. Остроконечники, скрёбла и рубила работали. С творчеством же и всяческими проявлениями фантазии у неандертальцев не задалось. То есть вроде бы были и украшения, и какие-то обряды, и намеренные погребения, но всего этого несравнимо мало по сравнению с сапиенсами, и всё это несравнимо проще и беднее. Возможно, причиной этому малочисленность неандертальцев и трудности жизни. Когда всю жизнь проводишь в кругу семьи из десятка человек, а соседей видишь разве что на праздничном столе в жареном виде (пойти пообщаться к ним мысли не возникает, а то сам окажешься на праздничном столе), даже женишься и выходишь замуж за братьев-сестёр, в лучшем случае троюродных, то нет никакого смысла выделяться, украшаться, что-то выдумывать и мудрить. Все тебя знают с рождения, ты знаешь всех с рождения, каждый шаг каждого члена семьи известен каждому другому, навыки, мысли и устремления у всех одинаковы, методы выживания отработаны тысячами лет практики до совершенства. Что тут может пойти не по расписанию?

В последующем, когда из Африки в очередной раз пришли сапиенсы-кроманьонцы, они нахватались у аборигенов-неандертальцев всякого в жизни полезного, а попутно, между прочим, и не всегда хорошего. Например, вместе с тёплой меховой одеждой кроманьонцам достались и платяные вши; что ж, культурные обмены бывают всякими. В среднем же сапиенсы оказались более успешными. В отличие от неандертальцев, сапиенсы были склонны что-то постоянно выдумывать и изобретать, общаться с не очень знакомыми людьми, обмениваться с ними вещами и идеями, заключать браки с как можно более отличающимися соседями – идея о вреде близкородственного скрещивания как-то осела в разуме уже в палеолите. Обо всём этом свидетельствуют резко различающиеся и разнообразные технокомплексы; перенесённые за сотни километров вещи и материалы; обилие индивидуальных украшений – перед незнакомцами надо выглядеть как можно импозантнее, чтобы сразу знали, что имеют дело с серьёзным человеком; а также огромная морфологическая и генетическая пестрота кроманьонцев, резко контрастирующая с неандертальским однообразием.

Кроме прочего, кроманьонцы, воспитанные на богатой африканской природе, похоже, гибче использовали ресурсы, так что на одной и той же территории могло прокормиться больше сапиенсов, чем неандертальцев. Об этом говорят остатки большего количества видов из большего числа биотопов на стоянках верхнего палеолита, то есть кроманьонских, нежели на стоянках среднего, сиречь неандертальских, а также сами размеры стоянок – в среднем большие у наших предков и маленькие у неандертальцев. И плодились наши предки бодрее, в немалой степени потому, что у неандертальцев, а главное – неандерталок – было слишком много мужских половых гормонов (это видно по костям, в том числе по следам внутреннего лобного гиперостоза). Для вынашивания детей, родов и выкармливания такой гормональный статус сильно не полезен. Да и детская смертность была крайне высока; неспроста основные находки неандертальцев принадлежат именно детям. Пока неандертальцы были единственными суперхищниками Европы и Западной Азии, подобная демография с редкими деторождениями и большой детской смертностью была вполне адекватна, ведь хищников высшего трофического уровня и не должно быть много. Но как только появились конкуренты, которые занимали в целом ту же экологическую нишу, но банально быстрее плодились, то у неандертальцев не осталось шансов.

Ко всему прочему, сапиенсы метисировались с неандертальцами. А за сотни тысяч лет независимой эволюции геномы оказались уже не вполне совместимы. Неандертальцы и сапиенсы находились строго на границе подвида и вида, так что часть метисов оказывалась плодовитой (и у любого современного внеафриканца есть некоторая неандертальская примесь), часть же, особенно мужского пола, уже была бесплодна. А по демографии неандертальцев, и без того тоскливой, это должно было вдарить похоронным колоколом. По сапиенсам, тоже, конечно, пришлось, но у сапиенсов был бездонный источник – родная Африка, откуда всё новые переселенцы несли и несли свои гены и мысли.

Где-то между 40 и 30 тыс. л. н. неандертальцы кончились.

* * *