Палиндром

Так с Мистером президентом, во-первых, нельзя разделять взгляды, хотя бы по причине того, что он президент, а ты нет, во-вторых, у него ещё взгляд не сформировался на эту проблему, по причине его отсутствия, да и кто знает, как на это посмотрит Мистер президент, чей последующий взгляд на этого нахала будет для всех загадка.

Но тут Мистеру президенту за всеми своими размышлениями вспомнилась зловещая фигура прокурора Мюллера, который, как ему интуитивно почувствовалось, где-то находится недалеко в зале. А такая его близость как-то не совсем способствует комфортности нахождения на своём месте, и Мистер президент решает совсем на чуть-чуть приоткрыть глаза, чтобы осмотреться по сторонам, на предмет присутствия этой опасности в лице господина Мюллера.

И стоило только Мистеру президенту приоткрыть глаза, как вот он этот Мюллер, стоит напротив него и пристально смотрит на него. Правда он не близко к нему стоит, но всё же достаточно видно, – у запасного входа, со стороны председательствующего стола. Ну а как только Мистер президент так незаметно для всех убедился, что его интуиция его не подвела, то он тут же ещё в одном убедился – господин Мюллер очень проницательный человек, и он прекрасно заметил, что он его сейчас заметил. А как заметил, то кивком подал ему знак, который Мистер президент к своему удивлению легко прочитал.

– Я всё решил. – Говорил поданный Мюллером знак.

Глава 15

Эпитафия

Из дневника Маккейна

Склянка третья.

Как бы я не хотел и не пытался всеми силами противостоять всему тому, что на меня здесь, на корабле, навалилось, но действительность такова, что я, сам того не замечая, начал поддаваться внешнему давлению и со временем изменяться. И это не просто внешние изменения, что здесь, на корабле, самое обычное дело, – организму приходится приспосабливаться к внешним условиям, если ноги широко не расставишь, то встреча лоб в лоб с полом обеспечена, а о бритве вспоминаешь, только тогда, когда капитан Мирбус доведёт до истерики или когда уже спать невозможно из-за своей защетиненности, — а ты шаг за шагом начинаешь мыслить другими категориями качества, на котором настаивает местный морской уклад и порядок. И твой ход мысли вместе с корабельной качкой принимается видоизменяться до неузнаваемости.

И теперь здесь, на самом большом из всех известных расстояний, на расстоянии неизвестности, я начинаю, – и это не должно удивлять, – всё больше приземляться. Так мой разум сформированный на точных знаниях, логических науках и убеждениях, раз за разом, под давлением местных условий существования, начал давать сбои, не находя привычных при данных обстоятельствах объяснений всему тут со мной происходящему. В результате чего мой разум перестал обращаться за поддержкой к привычному багажу моих знаний, полученных, между прочим, в самых престижных и затратных Оксфордного рода заведениях, и всё больше стал присматриваться и прислушиваться к тому, что делают и говорят местные гуру – первый помощник капитана, доктор Кубрик и самый последний матрос на корабле, к чьёму мнению, как оказывается, больше прислушиваются и питают надежд и веры, чем к моему, за чьими плечами, как только здесь выяснилось, столько ненужных университетов.