Палиндром

И хорошо, что только очки Гноза так поспешили, а иначе кто знает, не остался бы без глаза Гноз, как его очки, которые ударом об них отлетевшего осколка бокала, лишились одного окошка в мир, – так стёкла своих очков называл Гноз, – и таким образом поплатились за это своё любопытство. Правда в этом случае, Гноз по праву своей одноглазости мог носить чёрную повязку на своём выбитом глазу. Что пользуется неизменным уважением и авторитетом на морских просторах, и Гноз по праву ношения чёрной повязки на глазу и схожести на авторитетного пирата, мог бы подать заявку на капитанство, если он, конечно, смог бы заручиться поддержкой значительного количества смутьянов из числа команды, недовольных сложившимся положением на корабле при капитанстве Мирбуса.

Ну, а зная бунтарский, с долей мизантропства характер Гноза, силу которому придаст эта его чёрная повязка на глазу и умыкнутый с камбуза разделочный нож, который Гноз засунет в ботфорт сапога, – то, что его внешний вид претерпит кардинальные изменения, это даже не обсуждается, – то даже и сомневаться не надо в том, что он встанет на путь оппозиции к капитанству капитана Мирбуса. При этом и Коконову недолго бы осталось смеяться и похохатывать над чумным видом самозваного капитана Гноза. Первым решением капитана Гноза на своём новом посту, будет отправка Коконова в дальнее плавание, для начала под днищем корабля. – А если ему хватит дыхалки выдержать это плавание, то у меня для него припасено ещё немало заданий. – Посмотрев на Коконова, промокшего до нитки от своих слёз сожаления за такую свою недальновидность, всё за его будущее решит капитан чёрный глаз Гноз.

Но сейчас на глазу Гноза всех этих преимуществ нет, а вот полная боли выразительность сожаления за разбитые очки есть. И выходит, что хозяином положения пока является Коконов, по которому, конечно, плачет верёвка на рее, но он хоть и догадывается об этом своём возможном будущем в прошлом, всё же не прислушивается к голосу разума, и продолжает подначивать Гноза.

– Хотя вполне возможно, что Люся об этом твоём полном подлостей и распутства втором я догадывается, а может даже и знает. – В задумчивости принялся рассуждать Коконов, не забывая посматривать на Гноза – кто знает, не взбелениться он, когда Коконов достигнет своей цели, вывести его из себя. – А если это так, то это возможно только в одном случае. – Сказал Коконов, бросив внимательный взгляд на Гноза, которому, судя по его напряжению, было крайне интересно узнать, почему Люся до сих пор его, распутника и негодяя, при себе держит и как может с его дурными привычками борется.

– Я бы так не смог. – Часто себе признавался Гноз, глядя на себя всего помятого в зеркало, висящее и не пойми в чьей квартире, о которой Гнозу было известно только одно, это не его уютное гнёздышко. – Ну и что ты там встал? Долго тебя ещё ждать? – из спальни до Гноза доносится совершенно незнакомый голос какой-то недовольной тётки. – Иду дорогая. – Расплывшись в до чего же лицемерной и противной улыбке (даже самому противно на себя смотреть в зеркало), кричит в ответ Гноз и, прихватив с тумбочки бутылку шампанского, на цыпочках бежит в спальню к своей дорогой, которую он в первый раз видит.

– А всё на самом деле просто и объяснимо. – Говорит Коконов. – Она тебя отлично понимает. – От этих слов Коконова, Гнозу так потеплело в душе и стало бесконечно признательно жалко свою супругу, отчего он захотел услышать голос своей Люси, и был даже готов простить Коконова за само его существование вопреки ему. Но Коконов не был бы им, человеком живущим вопреки Гнозу, если бы он какой-нибудь пакостью, не то что бы всё испортил, а он перевернул всё с ног наголову.

– А она отлично тебя понимает, потому что её всё устраивает, ведь она сама такая же как и ты, беспринципная ханжа, распутница и эгоистка. – Выпалил Коконов, действительно всё перевернув в Гнозе с ног наголову. Где его всегда имевшая место подозрительность, получив такие веские доказательства изменнического характера своей супруги со стороны Коконова, увидела в прежнем поведении своей Люси действия не совместимые со званием верной жены и супруги.

– А я так бы смогла! – стоя напротив зеркала в одной комбинации, сшитой из подлости и коварства, как это представилось Гнозу, с искренним смехом посмеявшись над своим муженьком лопухом, сказала Люся.

– Ну и что ты там встала? Хорош уже ржать над своим мужем лопухом, давай мигом ко мне с шампанским! – орёт из спальни, кто бы мог подумать, сам Коконов. И Люся, восторженно крикнув: «Несусь дорогой!», – несётся сволочь! – ожидаемо крепко закончил свою мысль Гноз.