Палиндром

И от этих умопомрачительных представлений в глазах Гноза всё потемнело, – чему также способствовал налезший на глаза пробковый шлем, – а ум за разум начал заходить от невозможно постичь, что за мыслей, – он вдруг решил, что его шлем сделан из тех самых пробок из под шампанского, которое Люся с Коконовым выпили за его счёт (отчего этот его шлем стал выполнять фигуральную функцию его рогов), – и Гноз, наверное, сейчас бы вцепился в лужёную глотку Коконова (а кто стерпит, когда за твой счёт так наслаждаются жизнью), но тут так вдруг в голову Гноза попадает брошенный кем-то в бассейне мяч, что это расстраивает все эти мстительные планы Гноза.

И оглушённый Гноз, подслеповатым взглядом хорька, ничего не понимая, смотрит на отлетевший мяч, и пытается сообразить, что всё это может значить. И что ему сейчас делать, взять и проткнуть мяч или с восхитительной улыбкой подняв его, подняться на ноги и спросить плавающих в бассейне русалок: «Что, бросить?». А когда они весело крикнут: «Бросить!», – то так его бросить, – прямо за борт корабля, – чтобы они на всю свою жизнь запомнили, как нельзя разбрасываться мячами.

– Хотя с его помощью можно эту рожу Коконова выбросить с места. – Задумался Гноз, будучи не сильно уверенным в своих силах перебросить палубу, в попытке выбросить мяч. А вот до Коконова он точно добросит мяч. С чем он и потянулся к мячу, но, что за закон подлости, он опять не успел реализовать свои желания, так как наткнулся на брошенное в свой адрес замечание со стороны вдруг появившейся Линды. – А вы, Леонид, я смотрю, время за зря не тратите. Держите себя в спортивной форме.

Ну и Гноз, по своей сути человек слабохарактерный и воск в женских руках, сразу же потёк, и всему поверил, что на его счёт сказала Линда. И Гноз противно так улыбается в сторону Линды, которую он без очков не слишком отчётливо видит (вот почему её появление для него было столь неожиданным – не заметил) и, взяв мяч, выпрямляется во весь рост, – мол, я таков, – и вслед за этим обращается к плавающим русалкам: «Ну и кому бросить мяч?». На что он слышит крайне удививший его ответ. – А ты брось его в Коконова. Ему будет полезно взбодриться.

И хотя этот ответ полностью отвечал желанию Гноза, распечатать физиономию Коконова мячом, он всё-таки не поверил своему слуху, слишком уж не похоже это было на правду. – Хотя почему непохоже, – тут же в противовес своему сомнению рассудил Гноз, – этого Коконова все вокруг терпеть не могут, и только я один решаюсь, прямо в его физиономию, открыто ему высказывать, как он всех достал. А так как ни у кого такой как у меня смелости нет, то они так сказать, и решили воспользоваться моментом. – Гноз, покосившись, посмотрел на Коконова и, обнаружив, что тот прикимарил, теперь только догадался, почему к нему так открыто обратились с этой просьбой.

И хотя Гноз терпеть не мог быть послушным орудием в чужих руках, но приходилось, всё же на этот раз и он сам был не прочь напомнить Коконову о том, что засыпать с открытым лицом на палящем солнце, да ещё рядом с ним, небезопасно и грозит крайне неприятными последствиями. – Солнечным ударом! – восторженно усмехнулся Гноз, изо всех сил размахнувшись мячом так невероятно экспрессивно, что становится страшно не только за будущее Коконова, которому точно на месте не усидеть, после такого попадания мячом, но и за Гноза, чей размах грозил ему вывихом руки и падением на скользкой от воды палубе.

И вот мяч Гнозом запущен прямо в голову Коконова, и как рассчитывал Гноз, должен сейчас сбив с его физиономии всё его довольство жизнью, выкинуть его со своего места возлежания, но тут вновь что-то идёт не так, и Гноз ничего подобного позорного со стороны Коконова не слышит. И тогда Гноз решает открыть свои глаза, которые он всегда в страхе зажмуривает, когда что-нибудь кидает в своего противника, – а все думают, что он наслаждается этими своими действиями (он, как правило, раскидывается своими пакостными словами).

И о боже, что же видит Гноз. А, во-первых, до чего же невыносимо видеть, что за довольную физиономию смотрящего на него в упор Коконова, а во-вторых, что ещё хуже, как оказывается, он, разомлев на солнце и от выпитого, – вот чёрт, бокал цел, – в какой-то момент заснул. А вот в какой, то это для него немыслимая загадка, а для Коконова, судя по его внимательной к нему физиономии, совсем нет.

Ну а такие вещи, когда кто-то о тебе знает больше чем ты сам, не то что неприятны, а они могут грозить тебе весьма большими проблемами. Какими? Гноз ещё пока не успел для себя решить, но зная подлую натуру Коконова, можно было не сомневаться в том, что он уж точно что-нибудь такое неприятное для него придумает. Так что Гнозу необходимо было срочно, пока Коконов не догадался, вспомнить, на каком моменте он так сильно на себя отвлёкся. И Гноз под этим внимательным взглядом к нему со стороны Коконова, принялся судорожно соображать, пошагово вспоминая, как он себя сегодня вёл и что говорил.