Палитра его пороков

Девочка так измотана, что засыпает прямо в машине. Приходится нести ее в дом самому и молиться, чтобы Рита еще не ушла спать, и смогла ее раздеть и уложить. Он готов заниматься ребенком, сам взвалил на себя эту ношу, но все еще кажется, что укладывать ее спать, переодевать и купать не имеет морального права. Или просто побаивается, кто его знает.

К счастью, экономка занимается цветами в гостиной, подстригает розы. Пока она укладывает девочку, Сергей делает себе кофе. Проходя мимо не завершенной стены, он каждый раз старается на нее не смотреть, ибо от одного брошенного мимоходом взгляда хочется расколотить пару ваз.

— Как там наши голубки… хотя нет, какие они голубки, черти зеленые? — спрашивает Риту, когда та возвращается.

— Спят. У обоих температура еле сбивается, все зеленые и пятнистые. У Марины Витальевны теперь на спине неприличная надпись. Она кричала на Константина Васильевича. Я принесла ей словарь нецензурной лексики, помните, вам дарили?

— Чтобы почерпнула новых слов?

— Она же учительница. Я решила уравнять шансы.

Похоже, Рите было весело.

— Как она? Скучает? — спрашивает она.

— Конечно, скучает.

— А вы?

— А что я? — Он пожимает плечами.

— Тоже скучаете.

— У меня нет возможности разводить сопли. Она может и не очнуться, Рит.

— И что делать?

— Понятия не имею. У нее нет никого. Родители погибли, вместе с родителями Элины, пару лет назад, что ли. Так что некому принять решение. Но и держать ее в таком состоянии жестоко, ребенок не должен годами это переживать.

— Сергей Васильевич, ну что же вы так, еще всего ничего прошло.

— Невозможно не думать о будущем.

— Надо думать о хорошем.

— О хорошем, Рита, — он невесело усмехается, — думать поздно.

— Зря вы так. Евгения Михайловна хорошая девочка, она очень тепло к вам относится.

Он едва не смеется, лишь чудом сдержавшись. Тепло относится… знала бы Рита, сколько всего он натворил. Знала бы, каким образом Кисточка попала в этот дом. Утверждала бы и дальше, что у нее к нему есть чувства?

— О плохом подумать всегда успеете. О хорошем думать приятнее. Спокойной ночи, Сергей Васильевич.

— Девочка с нами останется, — бросает он ей вслед.

— Я так и поняла. Положила ее в свободной комнате, рядом с вашей, но, если хотите, перенесите к себе.

Она уходит, оставляет его в темной гостиной, наедине с тишиной и рисунком на белой стене.

Кисточка талантлива, удивительно талантлива. В этом рисунке ее душа, в мелочах. В каждый его заказ она привносила что-то свое. Бунтовала, провоцировала. Не могла иначе, и он проваливался в бездну одержимости. Сам запоминал ее мелочи. Кисточку за ухом, то, как она закусывала губу, как осторожно, мягкими движениями, рисовала кошек на крыше дома или самолет в небе, высоко над городом.

Кисточка разная. Рисует фантастические замки и драконов для души, огромную городскую панораму на заказ, выносящие душу эротичные скетчи. Он так и не понял ее, адски завидовал Косте, которому она нарисовала что-то свое, но не знал, как попросить того же.

Тоскливо без нее. Очень. Рука не поднимется доделать рисунок, пригласить кого-то, чтобы закончил панораму. Так и останется напоминанием о Женьке, о том, как он смотрел на нее, как целовал у этой самой стены. Как она с огромными от ужаса глазами смотрела, стоя в гостиной в первый раз, уставшая после бессонных ночей в больнице.

Серебров себя ненавидит. Но ему кажется, что Женя уже не вернется.

Он так вымотался, что засыпает, свалившись прямо в одежде, поверх покрывала. Просто отключается, едва успев завести на утро будильник, чтобы успеть в утренние часы посещения в больнице. Привести Элину к Кисточке, повидаться самому. Прикоснуться на пару секунд, позвать.

Сердце с силой бьется в грудную клетку, когда он понимает, что снова снится Женя, что снова вокруг тьма и дождь, а он с этим своим зонтом тянет к ней руку. Только сейчас Кисточка еще дальше и медленно отдаляется.

— Женя!

Маленькая, вымокшая, замерзшая. Принадлежащая ему, что бы ни говорила, что бы ни думала, она в его крови, без нее Сергей просто не представляет жизни. Как это, жить без Женьки? Ходить по дому, мимо ее рисунка? Смотреть, как растет Эля? Работать в мастерской, где висят ее картины, где она, такая нереальная, нарисованная только для него? И знать, что ее больше нет, что он никогда не услышит этот голос?

Какой тогда во всем смысл?

Плевать на все. Он не станет ждать, когда она все же даст ему руку, он не способен на это и никогда не был. Всегда брал, что хотел, не обращая внимания на помехи, возьмет и сейчас.

Зонт летит в сторону, мужчина делает стремительный рывок вперед, хватает ее руку, притягивает девушку к себе, сжимает в объятиях. Она почти невесомая, вся мокрая, безжизненная и равнодушная, но ему плевать. Он запускает пальцы в каштановые волосы, лихорадочно целует губы, пытаясь отогреть, хоть чуточку, хоть немного.

— Женя… Женя! Кисточка… я так по тебе скучаю. Хватит уже, вернись ко мне, Женя…

Душа рвется, выворачивается наизнанку, вместо крови по венам жидкий огонь. Дождь бьет внахлест, ледяной, с комьями града, а вокруг то ли ветер завывает, то ли еще что, заглушая голос.