Палитра его пороков

Сумка выскальзывает из моих рук, по полу разлетаются листы. Я с ужасом всматриваюсь в рисунки, которые просто не могут принадлежать моей руке. На них Сергей, его портреты, силуэты, глаза. На некоторых мы вместе, на некоторых он один, но, кажется, их тысячи и сотни.

— Женя! Слышишь меня? — зовет мама.

Я поднимаю на нее взгляд, но перед глазами все расплывается.

— Мама! — кричу. — Мамочка!

— Евгения… Евгения…

В глаза ударяет яркий, нестерпимый свет. Я жмурюсь и пытаюсь вдохнуть, но мешает какая-то трубка. Вокруг суетятся какие-то люди, а меня накрывает паникой. Горячие слезы непроизвольно проливаются, стекают по щекам.

— Евгения, все хорошо, вы в больнице. Слышите меня? Можете пошевелиться?

Во всем теле дикая слабость. Едва шевелятся пальцы на левой руке, а правую я совсем не чувствую. Я вообще почти ничего не чувствую и не понимаю, кроме дикого страха, охватившего разум.

— Меня зовут Иван, я ваш доктор. Пожалуйста, успокойтесь. Мы вам поможем. Я аккуратно вытащу трубку, только не дергайтесь, пожалуйста.

Кажется, меня все равно держат, чтобы я не шевелилась, но это совершенно напрасно. Сил совсем нет, я чудом не позволяю себе провалиться обратно в сон. Вокруг куча приборов, кто-то меряет мне давление, кто-то берет кровь из вены. Если бы я еще понимала, что случилось и как здесь оказалась…

Странное чувство. Ничего не болит, но пошевелиться не выходит, жуткая слабость, трубка в носу мешает толком дышать, перед глазами все расплывается и сердце бьется быстро-быстро. Мне кажется, я еще там, во сне, вижу лицо мамы и чувствую вкус ананасного мороженого.

— Вот и все, Евгения, — ласковый голос врача дарит немного уверенности, — вы умница. Сейчас нужно отдыхать, постарайтесь не шевелиться, не волноваться и поспать, пока мы вас обследуем.

Я пытаюсь сказать, что выспалась на годы вперед, но губы не слушаются и дыхания не хватает. Меня снова охватывает паника.

— Ничего, не все сразу. Придется потерпеть пару неприятных процедурок. Кстати… к вам тут на минутку.

Он чуть разворачивает кушетку, чтобы я видела входную дверь. Сознание спутанное, я словно в вязком киселе. Пытаюсь вспомнить имя и тут же понимаю, что врач сам его назвал — Евгения. Как же адски сложно… странное состояние. Я все помню и одновременно не помню, продираюсь через обрывочные мысли, хаотичные картинки.

В палату вдруг заходит девочка, и я ее узнаю.

Эля… Элька!

Она так выросла… или мне кажется? Сколько я была в отключке? Что случилось? Господи, только бы не годы! Мне кажется? Наверное, кажется, она ведь еще маленькая… я не помню эту одежду. Но я имя-то свое периодически забываю.

И все же это моя девочка, Элька. Смотрит на меня жалобно, сердце заходится в истерике. Хлюпает носом. Мне хочется ее успокоить, сказать, что все будет хорошо, что я обязательно к ней вернусь, только пусть еще немного потерпит. Но я не могу, слова путаются, а губы не слушаются. Какой-то части меня вообще кажется, что я никогда не очнусь окончательно, так и буду лежать в полусне, неспособная закричать или пошевелиться.

Каким-то чудом удается поднять дрожащую руку. На то, чтобы погладить Элю, конечно, сил не хватает. Но в момент, когда я уже готова сдаться, мое запястье обхватывает теплая ладонь.

По телу проходит волна странного… нет, сказать удовольствия было бы неправильно. Спокойствия, тепла. Я могу прикоснуться к Эле, чужие руки помогают провести по ее щеке кончиками пальцев. Удивительно живое прикосновение. Я не чувствую ничего, кроме нежной кожи моей девочки и немного грубых пальцев, переплетенных с моими.

Это отнимает все силы, но в то же время дает новые. Я закрываю глаза, чтобы немного поспать. Но на этот раз проснуться.

Второе пробуждение выходит легче первого. Из меня вытащили почти все трубки, по крайней мере те, что торчали изо рта и носа. Я могу сама дышать, могу сглотнуть слюну. Удивительные простые радости. Но по-прежнему не могу толком пошевелиться, только слабо поежиться и приподнять руку, из которой торчит катетер с трубкой капельницы.

— Евгения? — раздается голос из угла.

В палате темно. Очевидно, уже ночь, а за мной оставили присматривать медсестру.

— Я — Лена. Сейчас позову врача. У вас все хорошо?

Пожимаю плечами, но потом, подумав, киваю. Я жива, уже хорошо.

Врач заспанный, но чрезвычайно довольный. Сейчас я могу его рассмотреть. Уже немолод, явно из старой гвардии. Подтянутый, с блестящей в слабом свете ночной лампы лысиной и забавными, почти квадратными, очками.

— Ну что, проснулись? Как у нас дела?

Я чувствую себя ребенком, к которому заявился дядя-доктор. Мне дают совсем немного воды и минут десять я пытаюсь произнести хоть слово. Когда это, наконец, удается, голос свой не узнаю.

— Что случилось? Почему я здесь?

— Не помните? Это нормально. Несчастный случай. Вам близкие расскажут, вы упали с большой высоты.

Хмурюсь, пытаясь восстановить события перед падением во тьму, но добиваюсь лишь головной боли.

— Вспомните, — утешает меня врач. — Все пройдет постепенно.

— А ходить?