Пальмы в снегу

Инико повел ее обратно, они подошли к озерцу, куда падали воды реки Эола. Инико, не раздеваясь, бросился в воду и встал под потоком, раскинув руки ладонями вверх. Потом поманил ее к себе. Кларенс позволила сильным рукам сомкнуться на талии, и сердце пустилось вскачь. Инико нежно коснулся губами кожи, не поцеловал, а провел от шеи к плечу и назад – к мочке уха. Весь мир перестал существовать… Затем он на секунду отстранился, взглянул на нее и стал медленно расстегивать пуговицы на ее рубашке. Дыхание Кларенс участилось, она изнемогала от желания. Он снова коснулся губами шеи, но теперь его губы скользнули к груди… Еще ни один мужчина не вызывал в ней такой страсти… Наконец Инико нашел ее губы и поцеловал. Кларенс не хватало воздуха, у нее даже не было сил ответить… Рубашка Инико прилипла к телу, и он отодвинулся немного, чтобы снять ее. Лаская его, Кларенс нащупала несколько шрамов на коже. «Воин…» – подумала она и прикоснулась к шрамам губами. Рука Инико спускалась все ниже. Если он сейчас не войдет в нее, она умрет… Словно почувствовав это, Инико повел ее на песок. Их учащенное дыхание вторило волнам, накатывающимся на берег. Кларенс отчаянно пыталась запомнить каждое мгновение. В Пасолобино нет песка, и там всегда холодно. Она будет вспоминать трепет желания, эту невозможную негу, кульминацию, вспыхнувшую тысячами огней. Возможно, она еще встретит кого-то, кто останется с ней до конца жизни, но уже ничто и никто не сможет разорвать эту странную связь без обещаний. И всякий раз, когда она будет слышать слово «Африка», в памяти будет воскресать лицо Инико, озаренное грустной улыбкой. И он, и она всегда будут знать, что где-то на другом краю земли есть человек, чей запах опьянил навсегда, хотя у этого «навсегда» не было будущего.

Они долго лежали рядом, потом поднялись наверх, это оказалось не так уж сложно. Кларенс обернулась. Море предстало во всем великолепии: полная луна рассыпала серебряные блики на темной поверхности. Внезапно ее охватило чувство одиночества. Ей вдруг показалось, что Инико овладел не только ее телом, но и душой. Он этого не сказал, но она все равно слышала его слова: «Не забудь меня… ты вернешься на родину, но не сможешь стереть из памяти тот след, что я на тебе оставил… Не забывай ни на день, что стала моей…» Он околдовал ее.

– Ты снова затихла, Кларенс! – окликнул ее Инико. – Запыхалась по время подъема? Неужели горы в Пасолобино ничто по сравнению с нашими?

– Не могу поверить, что побывала в таком месте! – воскликнула она, старательно пряча смущение.

Инико погладил ее по волосам.

– С этого момента, – пробормотал он, – всякий раз, когда я буду слышать о твоей стране, мои чувства будут иными. Я буду думать о тебе, Кларенс.

Кларенс зажмурилась, чтобы скрыть слезы.

– То же самое случится и со мной, когда услышу разговоры об Африке. А у нас дома такие часто заводят. Похоже, у меня нет ни малейшего шанса забыть тебя.

Они вернулись к машине, забрали сумки и пешком направились в деревню. Там было около тридцати домов. Бамбуковые хижины, крытые пальмовыми листьями, стояли на сваях, чтобы не подтапливало во время ливней. С кольев свисали черепа обезьян и антилоп – амулеты от злых духов. У Кларенс было такое чувство, что она провалилась в прошлое. Здесь ничто не напоминало северную часть страны и тем более столицу.

В конце улицы Кларенс увидела высокую, почти в человеческий рост, изгородь из веток, обмазанных глиной; амулетов на кольях было еще больше, к черепам добавилась высушенная змеиная кожа. За изгородью сидели люди, человек пять-семь; в центре было кострище, но костер не горел.

– Что это? – спросила Кларенс.

– Общинный дом. Очень важное место. Здесь проводят собрания, рассказывают истории, обсуждают бытовые проблемы и разрешают споры. Все, что я знаю о своем народе, я услышал именно здесь. Кстати, теперь ты тоже станешь частью истории во всех деревнях, что мы проезжали.

– Серьезно? Потому что я белая?

– Ну нет. Белые для нас не настолько в диковинку, как ты, наверное, думаешь. Тебя запомнят как «девушку Инико». Тут уж я ничего не могу поделать!

Попросив Кларенс подождать, он направился к деревенским, поздоровался, поговорил недолго, и одна из женщин указала на хижину.

– Идем, Кларенс, – позвал Инико, – бросим вещи в местном отеле.

В хижине почти отсутствовала мебель, но более романтичную обстановку трудно было представить. Возле обложенного камнями очага лежали дрова, широкий бамбуковый топчан заменял кровать, на маленьком столике кто-то оставил миску с сочными фруктами.

– Спать будем здесь, – сказал Инико, опуская сумки на пол. – Но сейчас как раз время ужина, и нас пригласил вождь.

Кларенс стало не по себе. Будет ли у нее шанс узнать что-нибудь об отце? Сгорая от нетерпения, она последовала за Инико в общинный дом, где народу заметно прибавилось.

Вождя звали Димас. Он был низенький и крепкий, с курчавыми седыми волосами. По тому, с каким радушием он приветствовал Инико (впрочем, как и другие жители), стало понятно, что парня здесь любят.