Палома

Наша пестрая, веселая и шумная компания направилась в казино. Величественное здание в стиле ар-деко вырастало прямо из океана, возвышаясь над пляжем. Внутри царила праздничная атмосфера. Шляпы, сигары, сверкающие платья. Аромат пачули духов Колетт смешался с сигаретным дымом. Мадемуазель Вера, которая была здесь как рыба в воде, провела краткий инструктаж, и я устроилась с фишками в руках перед большим столом, обитым зеленым сукном. Оркестр заиграл жизнерадостную, ритмичную, зажигательную мелодию. Так, среди грохота игровых автоматов, криков крупье, игроков и стука фишек, падающих на столы, в мою жизнь вошел чарльстон.

Я поискала глазами музыкантов. Кто творил такое чудо? Я как могла боролась с приятными мурашками в ногах, когда рядом со мной сел мужчина. Двадцать с небольшим, темно-синие глаза, тонкие усы и кривоватая улыбка. Обаяние, сметающее все на своем пути. Было в этом денди что-то такое плутоватое и бесшабашное, чем он сразу же привлек меня. Он внимательно разглядывал шляпку с цветами, короткую стрижку и мой забавный образ сорванца. Когда он улыбнулся, на его щеках появились две большие ямочки.

– Сигарету? – решилась я.

Удивленный, он согласился. Я чиркнула спичкой. Позже он признавался, что именно тогда влюбился в меня.

– Ставьте на пять, – бросил он.

Я уже собиралась сказать ему, что я достаточно взрослая, чтобы самой решать, на какой номер ставить, когда заметила, что у него нет фишек.

– Делайте ваши ставки! – крикнул крупье.

Воодушевленная игрой трубы и барабана, игравших за моей спиной, я поставила две фишки на пятерку. Глянула на своего соседа. Контрабас, пианино, свинг. И сдвинула все свои фишки на то же поле.

– Ставок больше нет! – объявил крупье.

Мой сосед весело улыбнулся.

– Если вы выиграете, я на вас женюсь!

Я пожала плечами. Шарик бесконечно долго подпрыгивал в рулетке. Позади меня надрывалась труба. Мои плечи, бедра, ноги – все рвалось в пляс.

– Вы танцуете чарльстон? – спросил он меня.

– Танцую что?

– Пойдемте!

– А рулетка?

Несколько ударов по клавишам. Энергичный звук трубы. Глядя мне в глаза, он потянул меня на танцпол. Не успела я запаниковать, как зал завибрировал, танцоры ритмично двигались под свинг контрабасиста, руки дергались в такт ногам. Лодыжки, колени, запястья – каждая часть тела жила своей жизнью. Они что, все хромые? Этот танец был поистине чудесным! Подняв руки вверх, немного смущаясь, я попыталась подражать этому странному и совершенно безумному призыву дождя. Однако музыка была такой заразительной, что через несколько мгновений я уже притопывала ногами, закатывала глаза и поводила плечами. Какое счастье!

– Пять! – крикнул крупье.

Стол зааплодировал. Я только что выиграла чертовски крупную сумму. Возбужденная безумным ритмом, я издала радостный вопль и поцеловала своего кавалера. Денди смотрел на меня, ошеломленный. Очарованный.

Оркестр заиграл еще быстрее. Распаленная Колетт и ее партнер, жгучий брюнет с квадратной челюстью, повторяли друг за другом танцевальные па. Ожерелья, перья, платья – все летало в безудержном исступлении. Тела вокруг нас выгибались дугой, переворачивались в самых смелых акробатических трюках. Мне хотелось кричать и смеяться. Боже, как это было здорово!

Запыхавшись, я вернулась к своему столу. Оркестр уже начинал новую мелодию. Подошел мой кавалер в белом костюме и соломенной шляпе.

– А зовут-то тебя как?

Я уже собиралась ответить, когда вдруг послышались громкие голоса. Толпа. Крики.

Колетт.

Я бросилась к столу, вокруг которого уже начали собираться любопытные. Там рыжеволосая женщина в мехах отчитывала брюнета с квадратной челюстью. По-видимому, она не оценила увлечение своего жениха Колетт и ее декольте. Красавица-блондинка лишь пожала плечами: возможно, беднягу ожидает плохой вечер, но к ней это уже не имеет никакого отношения.

Однако тут раздался резкий голос:

– Кого это вы посмели назвать шлюхой?

Невнятная речь, хриплый тембр. Я обернулась. Мадемуазель Вера с бокалом шампанского в руке наставила палец на рыжеволосую женщину.

– Да брось, – сказала Колетт.

– Кого вы посмели назвать шлюхой? – повторила мадемуазель Вера еще громче, не двигаясь с места.

Люпен схватил ее за руку и что-то прошептал. Королева резко высвободилась. О том, чтобы уйти, не могло быть и речи. Она настаивала:

– Ты смеешь думать, что ты лучше ее?

– Мари, хватит!

Мадемуазель Вера застыла. В ее глазах полыхнула черная вспышка. Она обернулась. Перед ней стояла мадемуазель Тереза, безупречная в своем платье из темного бархата. Стиснув зубы, внезапно странно спокойная, мадемуазель Вера промолвила:

– И конечно, без монашки здесь не обойтись!

Тишина. Люпен и Колетт переглянулись. Праздник кончился.

– Вера, давай уйдем отсюда, – сказала Колетт.

– Стыдишься меня, да?

Эти слова прозвучали как пощечина. Мадемуазель Вера не сводила глаз с учительницы. Притихшая толпа наблюдала за представлением.

– Скажи им! Скажи, что я позор для тебя! – взорвалась Вера.