Спешу сообщить читателю нечто сенсационное. П. Д. Барановский, обладая тончайшей историко-архитектурной интуицией, предполагал, что памятник Ширкова погоста не был единственным, а лишь единственно уцелевшим образцом оригинальной школы тверского деревянного зодчества. Мои любительские поиски ни к чему не привели. И вот однажды, спустя несколько лет после того, как все предыдущее было написано и напечатано, я раскрыл свежий номер «Правды» и замер – на клише внизу четвертой газетной полосы был изображен необыкновенный храм! Та же устремленность к небу, те же выносные крылья, только над ними три куполочка да еще крылья над притвором, и, значит, памятник этот был конструктивно намного сложнее. Что это такое, откуда? Читаю. Опубликовал заметку и снимок ленинградский доктор исторических наук А. Кирпичников. Оказывается, в 1664 году по России до Москвы проехал в составе голландского посольства путешественник и географ Николай Витсен, будущий бургомистр Амстердама, деятель Ост-Индской компании, автор первой опубликованной карты Сибири. Он оставил также описание Новгорода, Пскова, Торжка, Твери, Москвы с рисунками и пояснениями. Рукопись дневника нашлась в Парижской национальной библиотеке, недавно опубликована, а подлинники одиннадцати рисунков обнаружились в Вене, и австрийские ученые любезно передали их фотокопии нашим специалистам. Двухметровой длины панорама Новгорода, который Н. Витсен сравнивал с Лондоном, открыла ученым некоторые подробности его планировки, в Пскове путешественник сделал рисунок нехарактерной для местного зодчества шатровой церкви, был поражен Псковским кремлем, оборонительной системой Москвы, а в Торжке нарисовал многоярусный храм, удививший его своей необычной архитектурой («Правда» от 20 мая 1983 года).
…Верхневолжье. По ледовым дорогам его начала орда свой отход в степь ранней весной 1238 года.
Любое решение или поступок на войне – результат выбора между необходимостью победить и возможностью уцелеть. В покоренных городах Руси орда не оставляла ни гарнизонов, говоря по-современному, комендантов, и вот все войско скопилось в районе озера Селигер. Субудай размышлял. Он принес жертву великому богу войны Сульдэ всех людей последнего непокорного города и весь полон, а сейчас, за эту ночь, надо было принимать важнейшее решение – какой дорогой идти к степи?
Великий хан не простит ему гибели брата, младшего сына Темучина, ссор между Бури, Гуюком и внуком Темучина сыном Джучи. Главная задача победившего, но погибшего войска состояла теперь в том, чтобы сохранить на пути в степь чингизидов с их добычей. Нужно идти по возможности вместе – только тогда чингизидов сберегут недреманное око, опыт, осторожная мудрость и великие воинские доблести Субудая.
Последние сообщения тыловой разведки говорили о том, что по всей стране урусов стучат топоры. Новую встречу с таким количеством топоров, что повыбивал из рук врагов Бурундай на Сити, сабли воинов Субудая еще выдержат, но сколько останется потом сабель у чингизидов? Урусский топор в этой лесной стране может стать куда более грозным оружием, чем сабля или меч. Вспомнилось, как сотня его воинов из маленького, взятого общим пятидневным штурмом городка урусов, где всем коням не хватило корма, бросилась с пленным проводником в нетронутое лестное селение и не вернулась. Субудай подумал было, что они стороной обошли обоз внука Темучина сына Джучи, миновали дебрями сторожевые заслоны и ускакали, как зайцы, в бескрайнюю степь. Однако разведка вскоре донесла, что увидела в большом и свежем древесном завале воинов с рассеченными головами и закаменевших от мороза коней с переломанными ногами. Он послал три карательные сотни, чтобы примерно наказать жителей этого жалкого селеньица, только оно было пустым – ни скотины, ни фуража, ни людей, а снега, валившие тогда день и ночь, перемели следы. Воины погрелись у горящих жилищ и вернулись ни с чем, потеряв среди древесных завалов еще несколько добрых коней.
Скорей, скорей отсюда, пока снега не пропитались водой! Конь незаменим в степи, но он не может преодолеть даже небольшую какую-нибудь версту, низину, если снег осел и просырел.
Каким путем остатки грабительского войска вернулись в степь вожделенных южных просторов, где солнце уже растопило снега на взгорках и даже вызеленило их кое-где молодой травкой, было – в какую сторону ни пойди – около тысячи километров сегодняшним счетом, но в старину расстояния исчисляли временем, нужным для их преодоления, что было практичней, потому как сразу, одной мерой учитывались особенности и состояние пути, средство и способ передвижения, тяжесть груза, препятствия и пора года.