Память, что зовется империей

– Сейчас-то мне аппарат уже ни к чему, правильно? – Девятнадцать Тесло обвела рукой ванную – и их двоих в ней. Махит кивнула, с иронией признавая ее правоту. Иметь лселского посла намного лучше, чем иметь средства, чтобы купить внимание и влияние лселского посла. И еще теперь у Девятнадцать Тесло появился живой имаго-аппарат – в черепе Махит. Хотя оттуда его придется вырезать, да и работал он с перебоями.

– Могу представить, – сказала она, – что в текущих обстоятельствах я приношу куда меньше пользы, чем вы ожидали.

Девятнадцать Тесло покачала головой. Погладила Махит по колену – фамильярно и слишком… слишком по-доброму.

– Не будь ты полезна, тебя бы здесь не было. Кроме того, как часто варвар допрашивает меня о моих решениях в моей же собственной ванной? Ты как минимум оживила обыденность. В точности как твой предшественник. Сходство мне кажется весьма забавным, особенно в свете того, с каким рвением ты меня уверяла в путанице.

Махит задумалась, что бы сделал Искандр; вспомненное имаго-эхо, которое не принадлежало ей – да и уже никому, – как легко он чувствовал себя в своем теле. Как управлял ею текучими, широкими жестами. Он бы сейчас накрыл руку Девятнадцать Тесло своей ладонью. Или протянул бы…

(его рука на ее щеке, кожа холодная и гладкая, она смеется и прижимается губами к его ладони)

Проблеск воспоминания угас. Махит могла воссоздать эхо – у нее и так уже были подозрения насчет характера дружбы Девятнадцать Тесло с ее предшественником, – она сама могла бы протянуть руку и коснуться ее щеки…

Кольцевая композиция. Искусственная.

Взамен она посмотрела в глаза Девятнадцать Тесло на миг дольше приличного и спросила:

– Что Искандр обещал тебе за то, чтобы ты поддержала Лсел?

– Не мне, – сказала Девятнадцать Тесло. – Его императорскому величеству.

Она покачнулась на каблуках, подобралась и поднялась, словно давая Махит время осмыслить это распускающееся откровение. Вспомнить болезненный жар рук Шесть Пути на запястьях, его ужасную слабость, словно его терзала какая-то быстротекущая болезнь.

Протянула руку, чтобы Махит пришлось ее коснуться – принять помощь, чтобы подняться, даже несмотря на мысль: «Искандр, засранец, ты убедил императора Тейкскалаана, что он никогда не умрет».

Глава 10

Нет звездной карты,

что не видели

ее недремлющие очи или не кроила

ее огрубевшая копьеносная длань, и такой

она пала – истинным капитаном.

Пала, как император, а кровь ее окрасила мостик,

Где смену за сменой стояла она.

Из «Энкомии павшим с флагмана „Двенадцать Распускающийся Лотос“», первые строки о смерти действующего капитана Пять Иглы

* * *

[…] в этом секторе мы всегда находились между чужими державами – ума не приложу, почему наши предки решили поместить нас в такую позицию, чтобы от нас требовалось сперва склониться к Тейкскалаану, а затем – к системе Свава, или Петрикор-5, или Нгуен – в зависимости от того, кто возвысится у нас на границе, – но мы храним единственный доступ к прыжковым вратам и потому являемся узкой и значительной дорогой, которой приходится пройти каждой из держав. И все же я не могу представить для нас суверенитета лучше, когда силы станционников принадлежат самим станционникам, не растрачиваются на выживание […]

ТАРАЦ // НЕ ДЛЯ ЧУЖИХ ГЛАЗ // ЛИЧНОЕ «Записки о новом Лселе», датировано 127.7.10-6П (по тейкскалаанскому летоисчислению)

В одноразовых перчатках – в таких Махит убирала бы дома на Станции мусор – Семь Шкала избавился от ксаутля под ее присмотром. Он ждал, когда она вернулась к своей двери – подошла к миске с инфокартами так, будто последнего часа и не было, с единственной разницей в виде перебинтованной руки и опаляющего осознания, что именно Искандр продал империи. То есть почти без видимой разницы.

Семь Шкала положил ксаутль в пластиковый пакетик, подумал, затем забрал и саму миску.