Память, что зовется империей

[…] прошло еще пять лет с тех пор, как ты в последний раз возвращался на станцию Лсел; советнице по культурному наследию очень хотелось бы сохранить и обновить текущее состояние твоей имаго-линии для потомков, но и мне самому интересно услышать из твоих собственных уст доклад о положении дел в Тейкскалаане; в последние пять лет ты хранишь достойную восхищения сдержанность; я не могу жаловаться на твои постоянные успехи в должности, на которую я лично выбрал тебя, но потрафь уж моему любопытству – возвращайся ненадолго к нам. […]

Сообщение послу Искандру Агавну от Дарца Тараца, советника по шахтерам (087.1.10-6П по тейкскалаанскому летоисчислению)

После вызова Солнечные не заставили себя ждать: трое в одинаковых золотых шлемах, безликие и эффективные. Вызвала их Три Саргасс, установив какую-то связь между своей привязкой и сигнализацией двери, а потом изобразив дрожащим голосом достоверное подобие возмущения и изумления – Махит подозревала, что примерно эти чувства Три Саргасс и переживала, просто выразила только ради конкретной цели. Какие бы там ни были у Три Саргасс бездонные недра эмоций, выражала она их всегда по делу либо вентилировала в яркой истерике. Махит уставала от самой только мысли о том, как асекрета владеет собой.

Еще она могла уставать потому, что провела на ногах почти тридцать два часа. Сон стал невообразимой роскошью для тех, у кого нет мертвецов в апартаментах. Ее хотя бы не собирались арестовывать. Солнечные отвлеклись от нее всем отрядом – или просто ей поверили: она вернулась домой, на нее набросился человек и в последовавшей борьбе погиб от собственного оружия. Нет, Махит никогда не видела ничего похожего на эту иголку. Нет, она не знает, как убийца проник внутрь. Нет, она не знает, кто его подослал, но в эти смутные времена возможностей море.

Она не солгала ни разу. И ей поверили.

Искандр снова пропал, но по-другому; в течение всего допроса ладони и пятки Махит кололо так, словно конечности освежевали и поместили в мерцающее электрическое пламя – они стали бесчувственными, но не совсем. То же самое начиналось перед проблесками воспоминаний имаго, но теперь – без конца и без сопутствующих видений. Повреждение периферийных нервов – но она же ничего не повреждала. Если только имаго-аппарат под затылком не вредил ей прямо сейчас, пока она отвечала на вопросы на тейкскалаанском, невыразительно, спокойно. Место, где должен быть Искандр, казалось пустым пузырем, выдранным зубом. Полость, которую можно мысленно прощупать. Слишком надавишь – и возвращается головокружение. Она пыталась перестать. Обморок сейчас совсем ни к чему.

– Патриций первого класса Двенадцать Азалия, – сказал один из Солнечных, развернувшись к нему, будто на подшипниках, напоминая робота, – что привело вас в апартаменты посла Дзмаре так рано утром?

А. Возможно, ей все-таки не поверили; возможно, они просто действуют тонко. Воспользуются Двенадцать Азалией, чтобы расколоть ее байку, словно вакуумную изоляцию семени-челнока, и выпустить наружу весь защитный воздух.

– Госпожа посол просила о встрече, – сказал Двенадцать Азалия, и это совсем не помогло.

– Просила, – перебила Махит. – Я хотела встретиться с Двенадцать Азалией за завтраком, чтобы обсудить… – Она поискала что-нибудь совершенно неподозрительное. Вариантов было маловато. – …запросы лселских граждан в министерство информации за время отсутствия действующего посла.

Вот.

Если золотой щиток на лице мог выражать скептицизм поднятой брови, то это она сейчас и видела.

– Похоже, вопрос чрезвычайно срочный, раз его надо обсуждать до начала рабочего дня.

– И у меня, и у патриция очень загруженный график. Завтрак нас устраивал. По крайней мере, пока на меня не напали, – резко ответила Махит. Чувствуя себя при этом так, словно ее сейчас вытряхнет из собственной кожи. Неврологический пожар и отдаленная переливающаяся дрожь из-за депривации сна. Она улыбнулась по-станционному и гадала, поморщился Солнечный под щитком или нет. Показала все зубы. Как скелет.

– Что с вашим костюмом, Двенадцать Азалия? – елейно поинтересовался другой Солнечный. – Кажется, будто вы побывали в водоеме.

Махит уже видела, как краснеют тейкскалаанцы, но не так мастерски, как это удалось Двенадцать Азалии: расползающийся темный румянец стыда под гладкой коричневой кожей.