Память Древних

Знал, что, если она будет медлить, Темный успеет сориентироваться и преобразует его, Тальвеса, уникальнейшую амниритовую суть живого клинка, в самого себя. В свою собственную силу, сопоставимую с клинком Данан и даже превосходящую его. Знал, что если чародейка потянет из архонта еще хоть каплю скверны, ничем не удержанная на поверхности этого омута, то сгниет сама.

Жал знал все.

Дей и Борво ей не нужны сейчас: они смотрители, они несут в себе Пустоту. Фирин… Фирин сможет защитить всех, хотя бы от неё. А вот Жал…

«Тальвес»

Мгновение шло. Драгоценное мгновение, которое он ей выиграл.

Она собралась и доверилась Увяданию в клинке рыцаря-чародея.

У Данан затрещала кожа на руках. Вырывающаяся скверна прожигала кислотой одежду. Архонт истошно выл, так, что грубая гортань ревела горном. Жал, вцепившийся мертвой хваткой, сжимал зубы, стеная. Но Данан тянула их силы и жизнь, зная, что должна отнять у архонта больше половины его самого. И из Жала — тоже, чтобы не перейти черту.

«Один уже погиб, спасая меня»

Едва почуяв, как изменился баланс их сил, Данан, удерживающая себя последними крупицами расчётливого наёмнического ума, оборвала иссушающий поток, молясь, что Тальвес всё еще дышит. Мазнув перед собой в широком жесте рукой, Данан не создала, а словно бы призвала готовую печать Поющей Погибели.

И в это заклятие Данан вложила всю силу, которой с ней поделились живые, мертвые, чистые, оскверненные, которую ей отдал Жал, которую, совсем не желая, ей передал архонт, преобразовавший тысячи жизней для самого себя, чтобы достичь целей, грозящих гибелью всему живому, чтобы вернуть империю, где кроме него и его рабов не нашлось бы места никому другому.

Никому из тех, кто был ей дорог.

Это была самая грандиозная печать, какую Данан даже не могла вообразить в былое время. Не большая, нет — тяжелая. Данан ухватилась за духовный клинок и, занося, использовала его энергию, чтобы сдвинуть знак Погибели вперед.

— Он н…н-не… раб, — тихонечко шепнула чародейка.

И только тут поняла, что от заклятия подобной силы погибнет весь окрест цитадели.

Будто во сне Данан видела, как несется узор заклинания и надеялась, что его хватит, чтобы победить Темного. Она успела глянуть на Хольфстенна, потом вниз и поняла, что оклемавшийся Тайерар и Хаген накладывают, как могут, контрзаклинания на зачарованные щиты стражей Вечного, чтобы спрятаться за ними.

Тайерар? — вдруг не к месту подумала Данан. Как она вообще его разглядела?! Откуда у неё такое отличное зрение?! Это, наверное, и есть эльфийское?! Досталось ей как временный дар вместе с жизненными силами Жала! Она встретилась с эльфом взглядом: тот все еще был жив. Или умер прямо так, на спине у архонта? Так или иначе, проверить уже не получится.

Данан закрыла глаза.

Глава 23

Все померкло, вспыхнуло и снова померкло. Оглушительный рев Поющей Погибели был неистов, все, кто попал под действие чар, утратили слух. Однако контрзаклинания стражей Вечного на щитах все-таки сплелись в единую защитную стену. Некоторые маги, еще способные держаться на ногах, постарались подстраховать также барьерами — кто как умел и мог. Осознав, что настоящая волна смерти прокатилась над ними, относительно миновав, защитники Цитадели осторожно, словно боясь спугнуть удачу, выдохнули.

Теократы архонта большей частью уже не поднялись — без «животворящей» силы Темного в них ничего не осталось, и дуновение ночного ветра развеяло их, как пепел. А с ними и большую часть исчадий. Тех, кто уцелел, тут же по приказу Дагора принялись рубить руамардцы.

— Данан, — шепнул Гессим. Оклемавшись и встав на ноги, он вскинул голову на башню.

Наверху Фирин, измученный, опирающийся в плиты одной рукой, держал другую вытянутой. Длань чародея дрожала, лоб покрылся испариной. Но Фирин не позволял себе лечь и прижаться лбом к прохладным камням цитадели, пока не увидел, как, трескаясь, опадают созданные им в последний миг барьеры в форме шаров, которыми он укрыл товарищей.

Самый трудный перепал Жалу: облачить в защитный, наспех сотворенный купол того, кто приклеился к архонту, не защищая при этом самого архонта, оказалось ужасно сложно. И Фирин мог поклясться, что обеспечил Жала защитой только после того, как оказался в куполе сам — то есть после того, как первый миг удара Погибелью все-таки настиг эйтианца.

Жал, измученный и обессиленный, пережил его сам, видимо, благодаря способности становиться бесплотным амниритовым рубакой. Борво и Дей, кажется, шевелились. Данан… Фирин боялся даже проверить, что с ней. А вот за Хольфстенна он всерьез опасался. Поэтому, нашарив у себя на поясе магический секретер, он с удивлением нащупал в нем два пузырька: один с восстанавливающим зальем, другой — с эликсиром сокрытия. Да, второй сейчас бесполезен, но первый…

Выпив, Фирин пополз, ожидая эффекта, в сторону гнома, который и затащил их сюда. Бесстрашный коротышка, ей-богу — или как он там сам всегда говорит? Фирин добрался ползком, осмотрел и ощупал Стенна прямо так, лежа рядом с ним, кое-как налепил восстанавливающую печать и печать исцеления.