Память Древних

Разойдясь в груди, Борво вдохнул. Дей, сотрясаемый ужасом и хохотом, тут же подполз к другу. Хольфстенн, потрепав Борво ниже колена, только кивнул:

— Ну и хорошо, — и откинулся на спину.

Данан прикрыла глаза, встать она больше не могла. Зато сжала пальцы, обхваченные ладонью подползшего Жала, и тот сжал в ответ. Собравшись с силами, Фирин поднялся на ноги, осмотрелся, увидел брошенный посох. Приблизился, поднял, придирчиво осмотрел и потер, словно разглядел на непримечательной палке царапины. Потом бросил взгляд на измученную чародейку. Подошел. Жалу он не стал говорить: «С дороги!», удовлетворившись небольшим пространством, которое, подобравшись, уступил ему убийца. Взял Данан за руку и практически очистил женское предплечье от остатков рукава. Подранная вырывавшейся в бою Пустотой, одежда чародейки сыпалась трухой. Фирин погладил большим пальцем место с внутренней стороны возле локтя. Жал точно знал, что именно там когда-то стояла необычная печать. Защитная со слов Недотроги, а он, Тальвес, не верил.

Сейчас рука чародейки была чистой.

Фирину с трудом давался каждый вдох, но он заставлял себя делать необходимое. Коснулся места, где прежде ставил печать, вмял пальцами. Второй рукой он удерживал посох — ниже середины из-за того, что колдовал сидя. С третьей попытки Фирин все-таки прилепил на Данан новую защитную печать, а ниже пустил по руке восстанавливающую и исцеляющую. Последняя была той самой, которую умела ставить и Данан. Значит, на большее непревзойденного телеманта уже не хватило.

— Ты молодец, Данан, — шепнул эльф-колдун, как мог ободряюще. Опираясь на посох, встал и побрел в сторону лестницы. Жал оглянулся ему вослед, недоумевая, как Недотрога вообще держится на ногах! После всего, что произошло, после Поющей Погибели, от которой он их спас, после сколдованных исцелений…

— Фирин! — окликнул телеманта эйтианец. Когда тот обернулся, Жал безмолвным кивком спросил: «Помочь?», намекая на ступени.

Фирин усмехнулся открыто — как прежде ни разу не усмехался ни в одной беседе с товарищами. Кивнул в ответ жестом благодарного поклона и сказал:

— Я справлюсь.

У Жала скрутило под легкими от интонации чародея: сквозь них он услышал Данан, которая еще несколько минут назад твердила: «Я удержу».

Жал оглядел площадку: истрепанный труп огромной летучей мыши с остекленелыми затекшими глазами валялся там, где его повергла Таламрин.

Данан, точно!

Проводив глазами мага, который, видимо, отправился искать, кому еще нужна срочная, посильная помощь, Жал сосредоточился на чародейке. Данан трясло, но она была в сознании и дышала. Это уже многого стоило.

Древняя воля, ведущая тьму мира, была сломлена.

За лечение пострадавших, кого еще можно было спасти, взялись большей частью маги Цитадели Тайн, которые, когда там объявился архонт, высыпали в страхе наружу. Бегство отняло у них много нервов, но сэкономило хоть какой-то запас сил. Впрочем, они еще всерьез пригодятся — позже, когда придет срок восстанавливать разбитую, разрушенную башню. Ллейд, Диармайд, которого парой крепких ударов привел в чувство восставший Борво, Ресс и еще с три десятка человек занимались устранением разора, погребением убитых. Маги, кто не мог лечить, жгли трупы — и исчадий, и обычных пехотинцев, и теократов, и даизгаров.

Данан, когда её немного привели в чувство, отказалась двигаться куда бы то ни было и попросила оставить одну. Холфьстенн и Жал, не сговариваясь отошли к самой лестнице, которая вела на площадку наверху башни, но все-таки остались. Мало ли — сейчас могло в самом деле случиться что угодно.

Данан сидела почти самом на краю. Заклинания Фирина помогли: чародейке удалось сесть, расставить согнутые в коленях ноги и даже завалиться на конечности обмякшим туловищем. Раны, сквозь которые недавно сочилась Пустота, затянулись, но не зажили. У неё не было какой-то особенной боли — в груди, в голове или еще где. Все просто ныло, словно она лично за прошлую ночь перетаскала все кирпичи королевского дворца Галлора с одного места на новое.

Но вместе с тем все её тело оказалось одной новой, прежде незнакомой Данан болью — как болят отрезанные конечности. Данан, не открывая глаз, прислушивалась к себе и чувствовала: из неё вырезали — её. Словно осталась только оболочка из кожи, а все, что было внутри, вынуто извергом-пекарем, который решил нашпиговать чародейку какой-нибудь экзотичной начинкой.

А затем извлек и ту.

Магическая и жизненная сила, высосанная из архонта, израсходовалась вся, до капли, в Поющей Погибели. Потому что перевес в душах и жизнях, которые присвоила себе Данан, был невелик, и пришлось отдать все, даже распоследние крупицы собственного могущества, чтобы одолеть Ас-Хаггардского колдуна. Однако Пустота, которую Данан вытянула вместе с жизненными токами Темного, никуда не делась. И сейчас чародейка ощущала, как где-то глубоко внутри, под заросшими от заклятий Фирина бороздами, перекатывались густыми клубами чернь и скверна.

Пустота, над которой она никогда не будет властна.